нелепый упрек Андрея разозлил, и он хлопнул в ладоши. Тут же звякнули клинки.
Дуэль под снегопадом была красива – до той поры, когда Гриша сделал выпад, а Венецкий как раз оступился на снегу. Обороняясь, граф неловко взмахнул шпагой, и острие чиркнуло по Гришиной шее. Из раны вылетела пульсирующим фонтанчиком алая кровь.
– Батюшки мои! – закричал Еремей и кинулся зажимать рану, призывая во весь голос Ивашку, чтобы нес бинты, платки, все, что подвернется под руку.
– Это пустяки, – сказал, отталкивая его, Гриша. – Я готов биться дальше!
– Нет, нет! – перебил его Венецкий. – Тебе нужна помощь, не кобенься…
– Я убью тебя!
– Да хоть ты ему скажи, Андрей Ильич! – закричал Еремей. – Это ж – так же, как у поручика Гольтяева было! В минуту вся кровь выхлестала!
– Нет, я буду биться! Еще чего, царапина!.. – тут Гриша опустил шпагу, левой рукой ощупал горло и увидел, что вся рука – в крови. – Господи… – прошептал он, наконец-то испугавшись. – Да что ж это?.. Ведь царапина… Что со мной? Еремей, держи меня…
– Надо жилу пережать! – вспомнил Андрей.
Гриша покачнулся, отбросил шпагу:
– Царапина… а голова кружится…
– Еремей, Венецкий, несите его в дом! – закричал Андрей. – Уложите!.. Жилу пережмите!.. – и сам устремился на помощь другу, совершенно забыв, что стоит на крыльце.
Слетев со ступенек и оказавшись на коленях, Андрей пополз на Еремеев голос. Ему казалось, будто он знает, как пережимают кровяную жилу; казалось, будто руки сами по милости Божьей совершат все нужное. А Гриша повис на Еремее, и тот от растерянности позволил раненому опуститься на снег. Венецкий от потрясения онемел и окаменел. Андрей полз на коленях и вдруг наткнулся на Гришины ноги.
– Соломин, я умираю… – отчетливо выговорил Гриша. – Пить… Пить дай…
Андрей сгреб ком снега, наугад поднес к его губам. Это оказалось уже бесполезно.
– Соломин… – прошептал Гриша. – За Машу… ты… бейся…
– Я не желал, я не желал! – вдруг закричал Венецкий. – Господи, Гришенька… как это?.. Не желал, вот как Бог свят!..
– За меня… – еле слышно сказал Гриша. Это были его последние слова.
Потом началось столпотворение. Венецкий рыдал. Наконец-то прибежавший Ивашка поднял крик. Еремей, убедившись, что Грише уже не помочь, стал поднимать своего питомца.
– Венецкий, где вы? – спросил Андрей. – Уходите… Уходите, черт бы вас побрал!
Потом был неприятнейший разговор с появившимися офицерами-измайловцами.
– Соломин, кто был этот негодяй? – спрашивали они.
– Почем мне знать. Я не видел его. И по голосу не опознал, – отвечал Андрей. – Одно знаю точно – этого голоса я до поединка не слышал.
– Но повод, повод?..
– Честь. По крайней мере, так я понял. Я лишь вчера приехал, господа. И не имел случая как следует поговорить с Беклешовым. Одно знаю –