веру. А Святослав ромеев бил, едва Царьград не взял! И взял бы, если бы его не предали. А предали – и отступила русь, и мало их тогда осталось, и зимовали на Белобережье, голодали. Но не смирился Святослав, и весной опять собрался на ромеев. Но было у него мало дружины. Поэтому как только сошел снег, он послал гонца на Русь просить у сыновей подмоги. Ушел гонец, и Святослав ждал его, ждал… И, не дождавшись, сказал так: «Пойду я сам и сам возьму, сколько мне надо!» И пошел. И очень скоро шел! Вверх по Днепру, вверх, вверх! И говорил: «Ну, сыновья мои, приду – тогда не обессудьте!» И шел он, шел… Да не дошел! Потому что ведь сам говорил: не вернусь! А говорил, потому что был знак. И теперь всё по знаку и было: не устерегся Святослав, перехватили его на порогах. Дружина, прежде храбрая, вся разбежалась кто куда, и степняки срубили Святославу голову и сделали из княжеского черепа ковш для вина – для ромейского. Потому что одни говорят – печенегов ромеи купили. А другие говорят, что нет, а что купили те, которые еще сами поганцы, а в ромейцы еще только собираются. Потому что дело же поганое! И если бы оно на этом бы закончилось – так нет! Кровь призывает только кровь: Ярополк на Олега пошел – и убил. И стал грозить Владимиру. Владимир убежал за море, привел варягов и пошел на Ярополка – чтобы, он так говорил, отмстить за Олега. И за отца – вот что еще сказал тогда Владимир! Ибо тогда был такой слух, что это будто Ярополк, убоявшись прихода отца, подкупил печенегов. А так ли это было или нет, никто на Полтеске не знал, знать не желал и не загадывал узнать, ибо вы сами по себе, мы сами, меча меж нами нет, и от Оскольда вот уже сто лет мирно живем, а что вы там, находники, между собой не поделили, так вы и далее между собой рядитесь ли, рубитесь – нам до этого нет дела. Как вдруг…
Является в Полтеск Добрыня, брат Малуши-ключницы, дядя Владимира… И сватает за князя своего, рабынича, нашу Рогнеду! Вот дерзость! Но это не всё! Он же еще, этот Добрыня, говорит, что свадьба будет в Киеве, в великокняжеском тереме, и кто туда вместе с Владимиром пойдет, не пожалеет, ибо Владимир столь щедр, что готов платить по десять диргемов за уключину, а тех уключин на каждой ладье пусть будет столько-то, а тех ладей ты, Полтеск, дай Владимиру под его руку столько-то, и тогда если посчитать, то и в Царьграде больше не возьмешь, чем в Киеве на свадебном пиру на мерзких Ярополковых костях!
Слушал это Рогволод, слушал. Потом, когда Добрыня замолчал, он еще немного подождал и только потом уже сказал:
– Нет, не пойду. И не зовите.
– Но это почему? – удивился Добрыня.
– А потому, что зла на вас не держим! – отвечает ему Рогволод и улыбается. И дальше говорит: – Твой князь мне брат. Но и киянин Ярополк мне брат. А разве брат на брата ходит?
– Как это «брат»? – удивился Добрыня.
– А так! – сказал князь Рогволод. – Ибо есть братья по отцу, по матери. Это если по крови