кивнул. Тогда Эймунд сказал:
– Какие вы, южные люди, смешные! Когда зовут, нужно идти.
– Но я не верю дяде! – очень сердито воскликнул отец.
– Ну и что?! – сказал Эймунд. – Верить совсем необязательно. Но все равно нужно идти. Только не в Киев, – тут он усмехнулся, – Киев нам пока что не осилить. Ведь у меня всего две сотни воинов. А сколько у тебя?
Отец молчал. Тогда Эймунд хлопнул его по плечу и сказал:
– Еще раз говорю: какие вы смешные! Вот ты не веришь, а пойдешь. И еще без охраны. Ведь тебе было велено явиться одному, не правда ли?
Отец опять ничего не ответил. Эймунд недобро усмехнулся и продолжал:
– Вот так! Не веришь, а пойдешь. И Бурислейф тоже не верил, но пошел. И Ярислейф его зарезал.
– Дядя не резал!
– Да, он не резал, – согласился Эймунд. – Резал я. А для тебя, я думаю, найдется еще один ярл. Ведь не может же Ярислейф отступиться от данного слова!
– Какого?
– А такого. Ведь он же обещал дать тебе землю – и ты ее получишь. Потому что только будучи в земле ты никому уже не повторишь того, что слышал от меня: Бурислейфа убил Ярислейф! А я же был только мечом Ярислейфа.
– Ярл!
– Погоди!..
И так они еще довольно долго спорили, только к утру пришли к согласию. И двинулись – вверх по реке, в обратный путь. Пришли, стали на Вражьем Острове. Дальше отец пошел один и говорил с дружиной. Потом позвали Эймунда и снова говорили. Потом били в Зовун, созвали люд и говорили с людом. Люд разделился, стоял страшный крик. И даже бабушка тогда пришла на площадь, и тоже грозила отцу, и увещевала его, после опять грозила и увещевала, говорила, что добра от этого не будет…
Но он тогда все равно ее не послушался – взял дружину и пошел на волоки. Он тогда очень спешил. Потому что, когда он уходил, бабушка ему при всех сказала, что она пошлет гонца в Киев, к дяде, чтобы его предупредить. И как она сказала, так и было: скакал гонец, потом плыл по Днепру…
И все равно он был еще под Любечем, когда отец и Эймунд уже пришли под Новгород. Крик там был тогда великий! И смятение! Чуть только успели затвориться новгородцы. Но Эймунд на Детинец не пошел, а сразу, через мост, на Ярославов Двор! Вот там и была злая сеча! Посадник Константин, сын того самого Добрыни, стоял насмерть. Но все равно они мечей не удержали! Мы их загнали на крыльцо, терем зажгли. Взвыл люд! Дым! Гарь! И приступили мы…
Вдруг разделилась новгородская дружина: одни остались стоять и рубиться, а другие побежали. Да не смогли они уйти – за ними кинулся Эймунд со своими людьми, перехватил их, порубил, взял добычу – и поспешил обратно. Вернулся – здесь уже все догорало, но Константин упорствовал, отец его теснил – они уже рубились на Майдане, у самой воды. Еще немного, всех бы положили! Или, может, положили бы нас?..
Но тут вернулся Эймунд со своими людьми, и они сразу же стали садиться на корабли. И кричали