с ужасом уставилась на него:
– Зачем им нужны были дети?
– Для опытов, – мрачно ответил монах. – Изучать, испытывать. Они хотели знать, как мы устроены, как работает наш разум, чем мы отличаемся от них. Тысячи лет назад они нас едва не уничтожили, но мы о том забыли, а кшештрим ни на миг не забывали о войне.
Монах повернулся от Тристе к Кадену, ударил взглядом, как молотом:
– Подумай, какое терпение – десятилетиями, веками дожидаться бедствия, которое позволит увести столько детей. Подумай, какой скрупулезный план – накопить денег, приготовить стоящие на якоре суда, пещеры и камеры. Кшештрим мыслят не днями и не неделями. Они живут веками и эпохами. Те, кто выжил, выжили благодаря уму, жестокости и терпению. И при всем этом выглядят они как ты да я. Или… – Тан кивнул на Тристе. – Как она.
– Нет. – Тристе снова покачала головой. – Я бы такого ни за что не сделала. Я не из их числа!
Монах не слушал ее, обращался только к Кадену:
– Это не другое дело, не моя личная месть, которая собьет тебя с пути. Если она – кшештрим, значит она участвует в заговоре против твоей семьи и империи. Сотри из памяти Адива и Ута. Вот существо, которое несет в себе правду.
Каден, пристально разглядывая сперва монаха, потом девушку, сопоставлял и соображал. Она не похожа на бессмертное бесчеловечное чудовище, но, если верить Тану, не походили на чудовищ и похитившие детей ганнан. Родители отдали детей, поверив кшештрим… То, во что веришь, уничтожь! К этому все сводится.
– Ты ее не убьешь, – сказал он.
– Нет, конечно, – согласился монах. – Нам нужны сведения. Но это меняет дело.
– Какое дело?
– Ишшин, – пояснил Тан. – Я с самого начала опасался этого пути, а теперь сомневаюсь вдвойне.
Каден обдумал его слова. Сколько он знал наставника, старый монах, казалось, не ведал опасений: его не пугали ни Шьял Нин, ни Мисийя Ут с Тариком Адивом, ни даже ак-ханаты.
– Ты, – медленно заговорил Каден, – беспокоишься, как ишшин отнесутся к Тристе. К тому, что она прошла кента.
– Можете не брать меня с собой, – подала голос девушка. – Отправьте обратно за врата.
– Я не давал тебе слово, – отчеканил Тан, крепче прижимая острие копья к шее Тристе.
Девушка открыла рот, чтобы возразить, подумала и снова опустилась на траву, признав поражение. Кадену хотелось ее утешить, заверить, что все будет хорошо, но слов утешения не находилось. Если она то, чем ее считает Тан, утешения для нее – пустой звук.
– А что будет, если ишшин примут ее за кшештрим? – спросил Каден.
Монах нахмурился:
– Ишшин непредсказуемы. Долгая война против кшештрим лишила их многих человеческих черт, и не в последнюю очередь – способности доверять. Ишшин верят ишшин. Все прочие для них – глупцы или угроза.
– Но ты был одним из них, – напомнил Каден. – Разве они не послушают тебя?
– Это целиком зависит от того, кто их возглавляет.
– А кто их возглавляет?
Тан