двигаться дальше. А работа может стать моим спасением. Выбора нет – я обязана ее заполучить.
Благо, редактор по старой памяти дала мне лучшие рекомендации и записала на собеседование. По сути, я должна из забитой декретницы стать правой рукой самого Вадима Шторма. Признаться, я понятия не имею, кто он и как выглядит. Но количество нулей в зарплате очень мотивирует.
– Мужчины любят глазами, – продолжает поучать мама. – Появись ты такая перед Антошей, так сразу к ногам твоим упадет. И сразу о чувствах своих вспомнит, – подмигивает мне в отражении.
– Чувства или есть, или их нет. О них не забывают. Как же «и в печали и в радости»? – всхлипываю от вопиющей несправедливости.
Значит, мужа я должна ублажать, несмотря на его пренебрежительное отношение. И в любом виде. А мне, чтобы внимания и заботы получить, обертка яркая нужна? Как конфете? Иначе невкусно?
Но страшно другое.
Плевать Антону, что начинка у меня горчит. Так сильно, что душу отравляет. Я одинока в своем горе.
Ему лишь бы сожрать – и выбросить обертку.
– Это все сказки для маленьких девочек, – мама чмокает меня в макушку. – А в жизни… или ты держишь интерес мужа, или его держит уже другая…
– Грош цена такому браку, – парирую я. – Особенно, когда у нас дочь.
Дочь. Одна.
Звучит набатом. Парализует болью.
Рана никогда не затянется.
– Не каждый бы вообще согласился на ЭКО от донора, – ковыряет ее мама до крови. – Так Антон еще и оплатил процедуру. И не где попало, а за границей! В лучшей клинике! Сумма ведь немаленькая…
– Это было лишним, – шепчу я, но начинаю себя виноватой чувствовать. – Я убеждала его, что у нас ЭКО делают не хуже. Хорошо, хоть рожать туда не повез… – вспоминаю наши с мужем споры.
– Зато с первого раза все получилось. У нас по несколько попыток женщины проходят – и все впустую. Все Антоша правильно решил, – отмахивается мама, будто разочаровавшись в своей глупой, непутевой дочери. – Хороший у тебя муж. И после того, что случилось… – не озвучивает, потому что боится моей реакции.
Я и сама боюсь. Думала, вообще с ума сойду, но нашла в себе силы справиться. Ради Риты.
– Антон ведь рядом находился все время, – бросает главный аргумент. – Пока ты в депрессии была. И сейчас, считай, о чужом ребенке заботится.
О чужом? Не выдерживаю и взрываюсь.
– Мама! – вскакиваю с места и лицом к маме поворачиваюсь. – Не смей так говорить! Это был наш единственный шанс на полноценную семью! Рита – НАША дочь. Отец – тот, кто воспитал…
– Опять высокопарные слова. Ты книжек перечитала, филолог, – закатывает глаза. – Мужики – собственники. В отношении детей – тоже! – не сдается она, давит своим мнением. – Так что соберись и займись своей семьей. Год прошел. Пора выбираться из ямы отчаяния. Вторую малышку ты не вернешь, а так можешь и мужа потерять.
Понимаю, что спорить нет смысла. Возвращаюсь к зеркалу молча. Делаю последние штрихи – и я готова к собеседованию. Нервничаю