идти. Еду закажи в номер. И ночевать я не приду. Не звони мне, я сам позвоню. И никуда не выходи…
Когда за ним захлопнулась дверь, я все еще продолжала ошарашено стоять посреди гостиной нашего номера, пытаясь осознать смысл этих нескольких брошенных им коротких фраз. Алекс вел себя со мной так, как будто я досаждала ему и раздражала. Я что-то сделала не так? Что такого могло случиться, что вдруг так изменило его отношение ко мне? Объяснений этому у меня не было.
Терзаемая мрачными мыслями, уснула я поздно. Алекс, как и сказал, ночевать не пришел. Первый раз почти за месяц я спала одна на этой громадной кровати, которая без него уже не казалась такой уютной. Было очень непривычно не ощущать его рядом. К тому же непонимание происходящего просто сводило меня с ума.
Проснулась я тем не менее тоже поздно. Завтрак уже принесли, и я ела, взяв поднос с едой в постель. Круассаны, от которых я обычно была без ума, казались сегодня мне пресными и безвкусными, кофе горьким. Я включила телевизор, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, царившую в номере.
За мельтешащими на переднем плане людьми, полицейскими машинами с включенными мигалками и захлебывающимся в желании вылить поток «экстренной» информации корреспондентом я отчетливо различила стеклянную пирамиду входа в Лувр. Мне совсем необязательно было обладать знанием французского, чтобы понять: что-то случилось в музее, а именно – ограбление. Картинка на экране сменилась. Люди в белых комбинезонах с одинаковыми чемоданчиками внутри помещений. Опять сменилась – и крупным планом перед моими глазами возникла та самая золотая прямоугольная пластина с неровным краем, единственный экспонат дальнего почти непосещаемого полутемного зала. Диктор продолжал что-то говорить, экспозиция опять сменилась, а я сидела, сжимая в руках чашку с кофе. Как странно: вещь, никому не нужная и неинтересная, по словам того странного старика, оказалась похищенной, и, судя по тому, что больше никаких экспонатов не показывали, украли только ее. Сработавшая сигнализация, и мы, последними вчера покинувшие зал, где она хранилась. Это странное украшение в кармане моей куртки. Я только сейчас вспомнила о нем. Вчерашнее поведение Алекса, горестные мысли непонимания – все это вытеснило случившееся в музее из моей памяти.
Я откинула одеяло, собираясь встать, и в эту минуту открылась дверь – в номер вошел Алекс. Выглядел он все таким же мрачным и невыспавшимся. Я замерла. Он прошел, не говоря не слова. Скинул пиджак, небрежно бросив его в кресло, взъерошил волосы на голове, подошел к столику с остатками моего завтрака и налил себе кофе, сделал глоток и только после этого посмотрел на меня.
– Ты должна уехать.
Словно удар молнии пронзил меня, дыхание остановилось, я замерла.
– Должна уехать? – эхом повторила я.
– Да. Сегодня же. Я закажу билет на самолет и такси.
Я сидела, уставившись на него, и не верила тому, что слышу. Мне казалось, что чья-то безжалостная рука окунула меня в ледяную воду, а затем, не дав передышки, швырнула в огонь, доставать откуда не спешила.
– Ты хочешь, чтобы я уехала? – опять повторила