Он настоял на том, чтобы исполнили его волю; и перед отъездом написал стихотворение о бренности мирских радостей и преимуществах смерти молодым. Вот небольшая часть этой баллады:
О как бы фиалкою быть я хотел,
чтоб поутру ароматом будить тебя
Чтобы цветком восхищать и дарить
Кротость, и радость свою на весь день.
Краток фиалочий век – день иль два
Солнца лучи поцелуют её, пчёлки жужжа приласкают
И поникает цветок, нисходя в тьму могилы.
Также и витязь младой…
и дальше в том же духе на шести листах убористым, витиеватым почерком.
Это стихотворение более или менее успокоило Энрико, и он показал его Приджио. Но принц только посмеялся и сказал, что вторая строфа никуда не годится, последний стих был не очень хорошим; для фиалок не «пчёлки жужжа приласкают», а скорее «мухи зудя обсидят».
Энрико пытался улучшить стих, но не смог. Итак, он прочитал стихи своей двоюродной сестре, леди Кэтлин, и она поплакала над ним (хотя я не думаю, что она поняла их); и Энрико тоже немного заплакал.
Однако на следующий день он начал с копья, патентованного холодильника и множества бутылок, которые люди бросают в огонь, чтобы потушить пламя.
Но и он никогда так и не вернулся назад!
Пролив потоки слез, король вызвал принца Приджио к себе.
– Ублюдок! – заявил он. – Трус! Ваша очередь, которая должна была прийти первой, наконец-то наступила. Ты должен принести мне рога и хвост Огнедышащего. Вероятно, ты в итоге будешь и сам изжарен живьём, и слава богу! Но кто вернет мне моих любимых Энрико и Альфонсо?
– Действительно, ваше величество, – сказал Приджио, – вы должны разрешить мне исправить вашу политику. Единственная причина, по которой вы отправили своих сыновей в погоню за этим опасным, но как мне всё же кажется, невероятным животным, заключалась в том, чтобы выяснить, кто из нас будет наиболее достойным наследником вашего престола, на дату – надеюсь, она может быть надолго, может быть, отложена! – вашей жалкой смерти. Теперь не может быть больше вопросов по эту тему. И я, недостойный, представляю единственную надежду королевской семьи. Поэтому, отправлять меня после всего этого на охоту за этой Огнедышащей зверюгой – было бы делом и опасным, и ненужным. Опасно, потому что, если он отнесётся ко мне так, как вы говорите, он отнёсся к моим братьям – моим несчастным братьям, – то престол Пантуфлии лишится наследника. Но! Если я вернусь живым – то почему же я не смогу быть более истинным наследником, каковым я и являюсь в настоящее время?1 Так следует ли мне в таком случае куда-либо двигаться? Спросите у главного судьи королевства, если вы мне не верите.
Эти аргументы были настолько кристально ясны и, несомненно, верны, что король, не в силах ответить на них, удалился в единственное уединенное место, где он мог свободно выразить своё мнение и обуздать свои выражения.
Глава IV. Как принц Приджио