в Москву с Украины, поступать в Юридический институт по комсомольской линии. Отец же был коренным москвичом. Это было время квот и лимита, когда человек по своему желанию не мог выбрать место жительства. Да и высшее образование было получить не просто так, а с непременным соблюдением ряда условий. И человек с периферии редко мог попасть в столичный ВУЗ. Но Станислава Мироновна обладала всеми необходимыми качествами в достижении желаемого. Здесь, в Москве, она и познакомилась с отцом Гая, с желанным носителем столичной прописки. Мама часто называла отца Юленька, что было лишним подтверждением кто в доме хозяин. Она служила следователем в районной прокуратуре, что, безусловно, накладывало отпечаток на её и без того волевой характер.
Гай однажды спросил маму:
– Не в честь ли Цезаря был назван я?
Мама искренне посмеялась и сказала с откровенной прямотой работника прокуратуры:
– Размечтался, Гаюшка! Назвала именем одного римского юриста, который написал «Институции». Мне понравилось – это очень талантливый труд! Да и умер он своей смертью, исполненный уважения простого народа и императоров. Такой судьбы я хочу для своего мальчика.
И ласково потрепала Гая по щеке.
Однажды, в пору подросткового созревания Дронина, в конце 80-х, она рассказала историю о групповом изнасиловании парня группой девушек-комсомолок и беспартийных, со смертельным исходом. Молодой человек вёл раскованный образ жизни, не ограничивая себя в связях с противоположным полом. Он с девушками сходился и расходился легко и непринуждённо, не оставляя никаких надежд на семейное будущее. Его бывшие случайно познакомились друг с другом и состоялся сговор. Одна из них заманила ходока к себе на квартиру и…
После смерти вид у тела был такой, словно табун диких кобылиц промчался по вытоптанному полю. И мама просила Гая быть осторожным в ухаживаниях, ибо нет ничего страшнее мести обиженной женщины.
Мать хотела, чтобы Гай пошёл её стопам и поступил на службу Закону. Но в жизни Дронина и так хватало бетонных стен, и он не хотел блуждать в дебрях юриспруденции.
Его отец, Юлиан Семёнович Дронин, человек безынициативный и погруженный в свой «богатый внутренний мир», работал рядовым преподавателем на историко-филологической кафедре в Университете дружбы народов. Как он сам позже признавался: подводил марксистко-ленинскую теорию под историческое обоснование необходимости классовой борьбы для отсталых народов третьего мира. И эти, бывшие студенты, возвращались в свои страны, отягощенные теорией переворотов, чтобы переселиться из своих лачуг в дворцы угнетателей. Остальные же из своей природной среды должны были переселяться ячейками общества в соты бетонных коробок типового образца. И обязаны были работать всю сознательную жизнь на государство-благодетеля, чтобы партийные бонзы могли осуществлять свои идеологические проекты.
Отец плыл по течению и, немного