и та девушка в клубе и нынешняя в театре похожи, как Одиллия и Одетта?
Когда объявили второй антракт, мне удалось найти, запеленговать ложу, в которой сидели «Одетта» и «Хай Зигфрид» – ее бритый мужчина в костюме. А еще я заметил, что задние ряды пышных стульев в ложе свободны.
«Заскочу в эту подвешенную к стене позолоченную колесницу и сяду на первый попавшийся стул», – решил я во время второго антракта. Может, тогда мне удастся подслушать, о чем они говорят, чтобы понять, муж с женой они или просто парень и девушка.
Я так и сделал: как прозвенел третий звонок, проскочил в кабинку и пристроился сбоку у портьеры. Теперь снова уже в нескольких метрах от меня сидела Мелисса и ее избранник, и я мог видеть завиток волос на тонкой шее и ощущать аромат ее тела, от которого мои ноги сводило судорогами.
А за моей спиной на столиках я заметил ведерки с бутылками охлаждающихся алкогольных напитков, а еще бокалы и бутылки с минеральной водой.
Я, кажется, промок под дождем и заболевал, аромат Мелиссы лишал меня сил, как зелье, и мне очень хотелось взять одну из бутылок с прозрачной живительной водой, чтобы сглотнуть слюну и запить таблетку.
– Мужчина, это ваша вода? – резко повернувшись, прошептала полная дама в перьях. – Вы уверены?
– Извините, – прошептал я, ставя бутылку назад.
– Вы, вообще, как здесь оказались? Покажите свой билет, молодой человек!
Я был пойман с поличным, я не знал, что эту выпивку предварительно заказывают в кафе, заплатив деньги. Я думал, она положена всем сидящим в ВИП-ложе, я надеялся, что это бесплатная вода, которую ставят в ложи так же, как раздают бесплатно в бизнес-классах самолетов. Но теперь я был пойман, как воришка, и сгорал от стыда. Думаю, в тот миг я был краснее яванского петуха, краснее его гребешка и бархатной обивки театральных стульев.
– Идите воровать в другое место! – грозно и теперь громко потребовала дама в перьях. И тут все, в том числе и Мелисса с ее спутником-ухарем, повернулись и посмотрели на меня в упор и с укором.
Так я был изгнан из золотой колесницы. Меня с позором, как последнего воришку, вывели вон, под презрительные взгляды, в том числе и Мелиссы. Дальше я досматривал спектакль с галерки, как раб, проданный за провинность на галеры. Хотя лучше мне было бы совсем покинуть зал. Но я не мог так просто оставить Мелиссу, и все последнее действие сидел, согнувшись в три погибели над веслами подлокотников и прячась от публики за спинками-лопастями. Мне казалось, что теперь я – центр представления, что меня приметили и осуждают уже все зрители театра. Что теперь все пялятся только на меня. Под конец я начал ерзать в нетерпении, тряся ключами, как кандалами, ожидая, когда же закончится спектакль. Так мне хотелось то ли сбежать, то ли поскорее оправдаться и реабилитироваться.
Я решил, что если спектакль закончится хорошо, то и в нашей истории все будет хорошо. А если злой волшебник убьет Одетту – странно, ведь я всегда ассоциировал себя со злом, – то и у нас все будет плохо.
И