информацию.
– Помолчи. Пей молча, дружище, – я встаю и направляюсь к «дверям», чтобы поменять пластинку. – Пей и не надейся тут что-нибудь выиграть или кого-нибудь удивить.
Если докопаться до дна, ты всего лишь пустая бутылка, пустая посудина. «Пустой, как пробка», – говорят в таких случаях.
Точно! Каждый человек, но особенно женщина, похож на бутылку. На аутентичную посудину из глины с каким-то посланием. С посланием от Бога в море накатывающих волн. Всего несколько слов или фраз, посланных тебе в пучине жизни. Вложенных в них чьей-то рукой и предназначенных, может быть, и не для тебя. Но сказали их по инерции тебе.
Говорят, это судьба. Думаю, вряд ли. Хотя, конечно, судьба, но не такая важная. Потому что это послание еще надо расшифровать, как критские надписи на глиняных табличках. Линейное письмо А, линейное письмо Б…
Человек линеен, история линейна, время линейно, его не остановить. Но хочется ставить зазубрины, некие черточки, отметины на этой линейке, подводить итоги, подчеркивать, отмечать важные этапы и периоды.
Сейчас я не помню, не знаю, как почувствовал важность тех дней. Не помню, потому что был слегка не в себе, был ужасно пьян и сам не ведал, что творил, что слушал и что говорил. Помню только гул прилива, что снова и снова звал меня в плаванье на улицу, в порт, а потом гул отлива, что выталкивал меня назад в квартиру – на отмель дивана.
«А что если, – думал я тогда, – что если из нескольких миллиардов пустых глиняных посудин только у одного внутри послание? У избранного Богом. Вот он берет одного из людей, как бутылку в баре, выпивает до дна, выжимает все соки, а потом запихивает в него послание для других людей.
Так появляются пророки или поэты. Три типа безумия по Платону – пророческое, поэтическое и молитвенное…»
Эта мысль тогда забавляла меня, и я вглядывался в глаза идущих мне навстречу людей, – иногда мутные и грязные, а иногда кристально чистые, голубые, – чтобы понять, есть ли в них послание для меня.
Я перебирал людей, особенно женщин, как бутылки. Не помню, сколько их было, как не помню, каким образом и в какой день недели я забрался в этот бар. Как я очутился в этом подвале. И танцевальный, весь в красных огнях, зал, и красные пьяные рожи бандитов, и раскрасневшиеся женщины с алым макияжем – все напоминало преисподнюю в ее бессмысленном мельтешении. В развратных телодвижениях. В агонии пресыщения.
А этажом выше, я знал это точно, – светлое уютное кафе с огромными витражами и приятной музыкой.
Я хотел зайти туда, посидеть в тихой спокойной обстановке. Но меня не пропустили. Грубо остановил резким движением руки, словно шлагбаумом, толстый, как будка, охранник.
– У вас есть приглашение?
– У меня есть деньги.
– У нас приватная вечеринка.
– Я только кофе глотнуть, – пытался протиснуться я между охранником и дверью.
Но охранник вновь остановил меня, задев шлагбаумом руки по плечу.
– Спецзаказ. Свадьба, – подтолкнул плечом в грудь,