долго на всех посмотрел и вышел из Зала.
Часть I. До.
Расставания
С северо-запада дул холодный ветер. Ветви осин и берёз гнулись над головами от резко налетающих порывов, понизу поток воздуха шёл слабее, перекатывал тростинки и дорожную пыль, бросал на сапоги, на большее его сил не хватало. Люди и кони стояли на вытоптанной площади. Кони нетерпеливо переступали, мужчины и отроки держали их под брозды. Солнце не светило, небо с утра было бусое, далёкое и облаков не видать.
Со вчерашних сумерек в городище не осталось ни одной невесты. На крыльцах стояли скорбные жёны. Всех невест выдали замуж в один день. Считалось напрасной тратой отправлять невенчанного парня на войну – если не вернётся единственный сын, роду конец. Теперь тонкие белые призраки в померкшем великолепии своих праздничных убранств, молча проливая слёзы, жались друг к другу на крыльцах больших теремов, подходящих ближе остальных к бывшему купищу. Жестоко отправлять на войну мужчину, не провёдшего ночи с невестой. О том, насколько жестоко оставлять вчерашнюю девочку растить дитя обречённого воя, никто не говорил. Днесь некоторые из них уже обещанные женихам, некоторые, с нетерпением ожидавшие свадьбы, некоторые робко влюблённые, а некоторые слишком юные, чтобы думать о замужестве, жались друг к другу одинаково подавляя всхлипы, красавицы, скромницы и простушки, уравненные одной тоской и одной печалью. Может, они не все одинаково любили уходящих на брань мужчин, даже несомненно – не одинаково любили, ведь несколько девушек толком не говорили со своими женихами до вчерашней свадьбы… но ведь навь не станет разбираться, чьего мужчину прибрать к рукам, любимого или едва знакомого, а значит любая из призраков в свадебном убранстве могла овдоветь и навсегда облачиться в чёрное после единственной ночи с женихом. Понесёт – будет растить дитя, сотрёт руки в кости тяжёлой работой, не понесёт – состарится раньше времени, из белого призрака станет призраком серым…
Сегодня женщинам строго воспрещалось говорить – ни звука. Мужчины должны были уйти спокойно.
Не одни лишь молодые собрались у площади в пасмурный день начала войны, только они хуже других знали, что такое брань, и от того пребывали в большем страхе и волнении. Они могли думать только о своём горе, в то время как остальные взрослые женщины, матери, старухи, даже молодки понимали, что рядом с ними женщины с единой на всех злой судьбой.
Меньше всех по общему мнению переживали старуха Паранья и Маришук. Паранья скорее всего выжила из ума. Она сидела на маленькой подножной скамеечке в тени большого теремного крыльца. Солнце не показывалось со вчерашнего дня, но старуха того не понимала. Вокруг её лица был плотно повязан чёрный платок – Паранья когда-то тоже проводила жениха на брань, но детей вроде не родилось. Лицо, усохшее и потемневшее, выглядывало из чёрной рамки головного платка словно из какой-то норы. Старуха издавала какие-то встревоженные приглушённые звуки. Её не окрикивали, неразборчивое бормотание, всхлипы ли, гасились