они ни фига не детскими. Узкие лодыжки, ненавязчиво переходящие в округлые голени, колени и бедра, до середины прикрытые юбкой.
– С чего ты взяла? – спрашиваю вежливо, замечая следы зубов на плотной ткани левого сапога, прямо под коленом, в районе голени.
Я не врач. Но я служил в армии в звании офицера и в случае необходимости мог бы совместить искусственное дыхание с иммобилизацией открытого перелома, используя перочинный нож и долбаную зубочистку.
Видимо, эти сапоги ее и спасли, но там под ними может быть повреждение мышц или связок. Судя по тому, как эта тварь ее ухватила.
Закусив губу, девица хлопает ресницами и в ответ на мой вопрос пожимает плечом, а потом смотрит на Руса и обращается непосредственно к нему:
– Вы мэр, да?
Сложив на груди руки, смотрю на Чернышова и выгибаю брови.
– Кхм… – потирает он заросшую челюсть. – Да.
– Можно с вами сфотографироваться? – просит она. – Для моего инстаграма. Я его развиваю, ну, знаете…
Положив на бедра руки, смотрю на свои кроссы, чтобы не ржать в открытую, потому что Чернышов сейчас в реальном ступоре.
Не думаю, что он когда-нибудь делал селфи. Если он фотографируется – это всегда как на памятник.
После минутного зависания Рус прячет в карман телефон и спрашивает:
– Как тебя зовут?
– Люба… – полушепотом отвечает она, кутаясь в мою олимпийку.
Я тоже чувствую холод, поэтому дую на руки и прячу их под мышками.
– Существует такое понятие, Люба, как частная жизнь, – ораторствует он. – Ее неприкосновенность важна для любого человека, в том числе для мэра.
– М-м-м… – закусывает она губу. – Тогда извините…
Отведя глаза, смотрит на свои ноги. И выглядит это так, будто она просит его задвинуть это дерьмо кому-нибудь другому.
– Какого? – тянет Чернышов.
Проследив за его взглядом, оборачиваюсь и, запрокинув голову, ржу, потому что на маленькую парковку въезжает белый фургон с эмблемой первого телеканала города, а вслед за ним – полицейская «Нива».
Глава 2
Романов
Пресс-фургон выпускает наружу оператора и знакомые темно-бурые соболя. Пока плывут к нам, с наслаждением изучаю их хозяйку.
Я охренеть как отвык от зрелой самодостаточности. Разговаривать с женщиной на одном языке и уровне эрудированности – это как запивать лобстера охлажденным «Дом периньоном», а когда у нее язык еще и физически талантливый…
Кровь частично меняет направление. Встряхиваю плечами и хрущу шейными позвонками. Дожил ты, Романов. Скоро от картинок плейбойных заводиться начнешь, прямо как в пятнадцать.
С насмешкой встречаю открытый дерзкий взгляд.
Ноль жеманства. Полный комплект, и я уже три месяца на самообеспечении, так что выделываться не собираюсь.
– Привет, мальчики.
– Марго, – сдается Рус без борьбы.
Взгляд карих глаз Маргариты проезжается по мне, пока она стряхивает с плеча Чернышова снег.
– Романов, – смотрит