и прогнать невыносимую тошноту.
– Боже, какой кошмар, что это за ужас? Что за безумие вы мне показали? – вопил он, глотая воздух, точно вырвавшись из воды говорил Тодд, ему правда было трудно дышать, а выход на улицу спас от подступающей гибели, так ему потом казалось.
– Вы все хорошо видели? – осторожно спросил Говард.
– Более чем, Говард, более чем, – кивал в ответ Тодд, опираясь руками на бедра, все еще оставаясь в полусогнутом состоянии.
– Теперь ваше понятие о мерзости стало шире? – все с той же интонацией продолжал Говард, обращаясь как учитель к ученику, что наконец прозрел в его непростом предмете.
– Мерзости? Это очень мягко! Это ужасное, ужаснейшее зрелище, но… мне не ведомо чувство презрения ним, ведь это, наверняка, первые их роли, они…
– Я не про актеров, Тодд, я про действо, тех, кто его основал, кто закрывает глаза на это и тех, кто ходит на эти шоу, – уже отвечая, как другу, легко и участливо.
– О, Боже, это было ужасно…, – лишь на миг задумался о словах Говарда Тодд.
– Ужасно было видеть реакцию. Это и есть молчаливая мерзость, хотя нет, в данном случае, это восторженная мерзость, яркая, нескрываемая. Но главное, что она непонятна для них. Вы видите, на что способен человек и что ему нужно? Шоу… там, где все намного хуже, чем в его жизни и что еще важнее, внутри него? Вот что нужно людям. Не ваши стихи про унылые терзания или радости, они хотят видеть таких героев, вот что им нужно. И что нужно владельцам, деньги за страдания? Им плевать.
– Почему это не запретят? Почему полиция, власти не реагируют?
– А на что? Здесь все добровольно и налоги они платят, и не только налоги, чего вам еще не хватает?
– Добровольно? Думаете эти люди?
– Я знаю кое-что, но на сегодня с вас хватит, думаю, вы многое увидели.
– Зачем они приходят, Говард?
– Гости? Те, кто считает себя угнетенными, сами желают угнетать более всего на свете и для этого ищут всякий повод, даже искусственный, если это цирк и можно презирать артиста. А те, кто не угнетен, но имеет власть, зачастую желают угнетать еще сильнее. Законно это делать все сложнее, вот и придумали это шоу.
– Зачем, зачем же вы мне это показали, Говард? – подняв взор, спрашивал Тодд, заранее зная ответ, но не спросить он не мог.
– Знаете, я ведь все понимаю, да в моей сфере делом правят деньги, как и здесь, нет реакции, потому что шоу содержит не только Ромменов – его владельцев, но и еще кое-кого в этом городе, так что, пока здесь ничего не исправить. Зачем я вас привел? Потому что я не сомневался, что вы с ума сойдете от мерзости, от грязи, я верил, что есть такой человек, и вот он, вы, предо мной. И я горжусь вами, дорогой друг.
Говард протянул руку Тодду Гарди в знак уважения, после столь странного способа более близкого знакомства, тот, свою очередь, протянул руку в ответ, но отстраненно и безучастно.
– Вам пора домой. Вы не возражаете, если я вас провожу? Больно