было прикосновения к его плечу кончиком пальца, чтобы втянуть образ парка с жухлыми листьями под ногами и промозглым ветром – дрема о пробежке или о расставании с любимой? – но голоду этого было слишком мало. Майра так долго отказывала себе в еде, что внутренний монстр, с которым она столько лет пыталась уживаться, сорвался с привязи.
Как можно беззаботнее она прошла по вагону, засунув руки в карманы и делая вид, что заинтересована цветастой картой, висящей рядом с прикорнувшем студентом. Его сон был калейдоскопом конспектов и меловых отпечатков ладоней на строгом учительском пиджаке. Эх, тоска зеленая, и на вкус как тот же мел, сухой и вяжущий.
Пассажирам утренних поездов редко снится что-то интересное, и в любой другой день Майра бы сморщила нос от мысли, что питаться придется под землей. Но сегодня жадность и голод подстегивали брать больше, еще больше, и забыть про осторожность.
– Подвинься, – грубо рявкнули над ухом, и под ребра врезался чей-то локоть. Парень размером с небольшого гризли отпихнул ее в сторону, пробираясь к выходу. Когда над головой забубнил фальшиво-бодрый голос, объявляя новую станцию, “медведь” начал локтями прокладывал себе путь через людское море. Майра угрюмо смотрела ему вслед, терзаясь мстительным желанием догнать и украсть самое счастливое воспоминание – просто так, не для продажи.
Интересно, что “гризли” бережет в глубине своей души? Память о первой любви или первой похвале отца? Успехи в футболе или триумфально забитую шайбу? Однако прежде, чем она решилась проследовать за хамом, тот давно скрылся с глаз, а состав, плавно покачиваясь, двинулся дальше.
Ей было тошно от самой себя. Втягивала жидкие, безвкусные грезы и думала, что если бы ее друзья увидели эту небрежную трапезу, то непременно заклеймили бы позором. Бай вдоволь бы поиздевался, называя ее псом, что дорвался до хозяйского стола. Так и было – брюхо Майра набивала торопливо и не жуя.
Мерзость.
Девицу в черном, что упрямо привалилась к стеклу с угрожающей надписью: “Не прислоняться!”, поначалу можно было принять за часть утренних декораций.
Майра взглянула на нее мельком, отмечая присутствие, а затем потеряла интерес. Не было в девице ничего особенного, за исключением ее пальто: смотришь на темную ткань, ее мысли становятся вязкими и невнятными, как после третьего бокала шампанского. Странно, но в целом – ничего необычного.
Девчонка могла купить пальто на барахолке, где частенько попадались вещи прямиком из рук чародеев. Подумаешь, на пять размеров больше, и полностью скрывало тощую фигуру девицы, оставляя на виду только цыплячью шею и бледное лицо с огромными, бездонными глазами. Мода – вещь непредсказуемая.
Смотреть на нее было неприятно. В животе что-то трепыхалось, как будто Майра вместо снов наглоталась сороконожек, и сколько бы она ни петляла по вагону, то в один конец, то в другой, сколько бы ни пряталась за спинами пассажиров, девица в черном безошибочно отыскивала ее. И продолжала таращиться, не отводя глаз и даже не моргая.
Но