другой день вместо отдыха мы с Усовым ранним утром покинули Адрианополь. До Сан-Стефано было около 240 верст.
Путь был неприятен тем, что приходилось идти по следам уходившего населения, а под конец двигаться вместе с ним. На четвертый день мы с казаком Усовым были первыми русскими воинами, появившимися верстах в пяти под Константинополем.
На узком перешейке против Константинополя было сосредоточено много войск. Переговоры продолжали тянуться нескончаемо, и продолжительное пребывание на месте войсковых частей вызвало заболевания. Появился сыпной тиф, принявший затем угрожающие размеры.
Прибывшая английская эскадра и указания из Петербурга от князя Горчакова связывали руки великого князя Николая Николаевича – вступать в Константинополь он не мог.
Но когда терпение его лопнуло, он передал графу Игнатьеву, ведшему переговоры, что если в тот же день прелиминарный договор не будет подписан, то русские войска войдут в турецкую столицу. В то же время приказано было всем войскам выступить из окрестностей Сан-Стефано и выстроиться лицом к Константинополю.
Минута была серьезная, и турки сдались, подписав договор. Я стоял на пригорке, с которого виден был выезд из Сан-Стефано. Показался экипаж вскачь, граф Игнатьев, стоя в нем, высоко держал подписанный документ.
Лично мое чувство было далеко не радостное. Сознавалось, что дело нам испортила «англичанка», как всегда пожинающая плоды там, где она их не сеяла. И не я один был огорчен таким окончанием; чуткое сердце главнокомандующего это понимало, и после «парада», вместо «атаки», чинам свиты и штаба разрешено было проехать в Константинополь, но вернуться непременно в тот же день в Сан-Стефано.
Мы все этим воспользовались, но к вечеру вернулись домой. После того, во время приготовлений к отправке войск в Россию, нам разрешили бывать в Константинополе лишь в штатском.
Во время одной такой поездки я посетил Аи-Софию. Она была набита беженцами, среди которых было довольно много больных черной оспой.
Несмотря на то что у меня была сделана предохранительная прививка, я после того заболел оспой. Лечения особенного не требовалось, надо было отлежаться и никого не принимать. Лежа в походной постели, я испытал землетрясение, причем меня раза три подтолкнуло с одной стороны на другую. С комода попадали на пол апельсины, окна и двери отворились, вся деревянная дача скрипела.
Я предназначен был к эвакуации и ожидал уведомления о времени отправления. Между тем в одну ночь мне облегчили ликвидацию имущества добрые люди, стащившие моих лошадей и повозку.
Наконец, с сильными еще следами оспы на лице, я погрузился на санитарный транспорт «Буг» для следования в Николаев. Двое суток пробыли мы в Черном море, в Николаеве нас ждал санитарный поезд для эвакуации в глубь России.
В этом поезде я доехал только до Харькова. Для дальнейшего следования в Петербург мне предоставлено было купе второго класса.
В петербургском комендантском управлении мне заявили, что