Стрелецкая казна. Вещие сны. Юрий Корчевский

с досады сплюнул.

      – Только никому не говори – тебе сказал, потому как муж ты справный. А не возьмешь ли ополченцев, будешь войсковым атаманом. У них разброд один.

      – Нет, уволь, Хабар. Помогать буду чем смогу, но не начальник я.

      – Жалко.

      Мы разошлись, пожелав друг другу удачи. Воевода, отойдя на несколько шагов, остановился, окликнул меня:

      – Эй, Георгий!

      Чуть не забыл – я же представился ему как Георгий, и дружинники знали меня под тем же именем. Я подошел.

      – Ты главного не сказал или не узнал – есть ли у них пушки?

      – Прости, воевода, запамятовал. Пушек нет, налегке пришли.

      – Есть Бог на свете – хоть одна хорошая весть!

      Воевода с эскортом дружинников ушел.

      Я подошел к ополченцам, спросил, где найти родственницу.

      – Женщины там, в соборах, вместе с малыми детьми.

      Я побрел к церквям. Обошел сначала Михайло-Архангельский собор, потом Спасский. Нашел Лукерью с детьми, передал привет от Ивана.

      – Где муж мой, жив ли он?

      Я, как мог, успокоил женщину, рассказал, что жив ее муженек, ждет, пока осада кончится, и где стоят ушкуи. Лукерья бросилась меня благодарить сквозь слезы. Я же пошел искать дальше.

      Елены нигде не было. Мне подсказали, что часть горожан укрывается в хозяйственных постройках, прилепившихся к стенам. Тщательно обыскал и их. Мои поиски никого не удивляли – я такой был не один. Неужели в лес удалось убежать? Надо брать ситуацию под контроль.

      Найдя свободное местечко, я лег, закрыл глаза. В сон-то я наверняка не проникну – в такие дни ложатся спать поздно, сморенные усталостью. Может, получится увидеть окружающее глазами Елены?

      Так, сосредотачиваюсь, вызывая в памяти лицо Елены. Смутно, очень смутно – город, дорога, татары, лошадь в телеге, за которой плетутся связанные веревкой люди – в основном молодые – девушки, парни, подростки. Господи, да она же в плену!