известность получил открывающий сборник текст о. Павла Флоренского «Троице-Сергиева лавра и Россия», где он говорит о значимости монастыря как духовной сердцевины русского народа.[7] Другие статьи до сих пор оставались мало или совершенно неизвестными, хотя взгляды, высказанные авторами того времени, во многом предупредили искания и решения современных исследователей церковного искусства[8].
В 1926 году Главнаукой проводилось обследование уже созданного к тому времени Сергиевского историко-художественного музея. В Протоколе была дана высокая оценка музейному собранию и работе сотрудников. Особо отмечался труд библиотекаря А. Серафиновича и состояние бывшей лаврской библиотеки, где несколько лет хранился тираж сборника «Троице-Сергиева лавра»[9].
Надо сказать, что намеренному уничтожению был подвергнут не только сборник, но и многие из его авторов[10].
Осуществление когда-то задуманного нашими предшественниками издания – малая дань признательности подвигу их жизни.
Составители благодарят Татьяну Васильевну Смирнову, Ирину Леонидовну Кызласову и Александра Умаровича Грекова, предоставивших ряд ценных материалов, а также отмечают, что публикуемые среди иллюстраций документы Комиссии происходят из собрания московского Мемориального музея-квартиры священника Павла Флоренского.
Троице-Сергиева лавра
П. А. Флоренский. Троице-Сергиева лавра и Россия
I
Посетивший Троице-Сергиеву лавру в XVII веке, именно 11-го июня 1655 года, архидиакон антиохийского патриарха Павел Алеппский отзывается о ней с величайшим восхищением как о прекраснейшем месте всей земли. Церковь же Св. Троицы «так прекрасна», по его словам, «что не хочется уйти из нее». Нам нет нужды заподазривать искренность этого суждения: ведь Павел Алеппский писал не для печати, а исключительно для себя и для своих внуков, и лишь в наше время его впечатления стали общим достоянием. Неправильно было бы отвести это свидетельство и ссылкой на восточное красноречие писателя: ведь, если арабская фантазия его, а точнее сказать, огнистость восприятий, способна была видеть в окружающем более художественных впечатлений, чем притуплённая и сыроватая впечатлительность северян, то одинаковой оценке подвергалось все виденное, и среди всего лавра оказывается на исключительном месте; очевидно, она и была таковою. Это свидетельство Павла Алеппскаго невольно проверяет на себе всякий, кто прожил достаточно времени возле «Дома Пресвятыя Троицы», как выражаются наши летописцы. При туристском обходе лавры, беглому взору впервые развертывается не подавляющее количественно, но действительно изысканное богатство художественных впечатлений от неё. Есть, однако, и гораздо более тонкое очарование лавры, которое охватывает изо дня в день, при вживании в этот замкнутый мир. И это очарование, теплое, как смутная память детства, уродняет душу лавре, так что все другие места делаются