пока о ней говорить рано. Та коллективная мораль, что успела за миллион лет отложиться в гены, безусловно не годится, а у этики своего миллиона лет в запасе не оказалось. Вместо этики, ориентированной на посторонних, мы видим ориентированный на посторонних эгоизм, ошибочно ассоциируемый со свободой. Изобретение научного индивидуализма – мировоззрения верховенства экономической выгоды при отказе от физического насилия – было честной ошибкой пытливого разума. Практика оказалась печальна и пунктир альтруизма на рис.1.6 попал на вражескую территорию. Возникший моральный упадок вполне может обьясняться этой неудачей – идеалы в очередной раз подвели и война разгорается с новой силой. Продвижение этики договора критически важно. Но кому он нужен сейчас, во времена морального упадка? Зато продвижение индивидуализма, принципиально не способного нести моральную нагрузку, но способного принести пользу экономике и демократии, выгодно буквально каждому индивиду.
Вернемся к нашей эволюции. Дальнейший прогресс индивидуализма логично привел к появлению экономики и экономистов, к окончательному разрушению коллективистского доверия и замене его чистым расчетом и насильственным рынком. Уже в достаточно большой семье люди оказывают услуги в расчете на взаимность. Вне семьи надежд на альтруизм нет вообще. С другой стороны, честная торговая психология не сформировалась. На рынке услуги как правило разовые, с окончательным расчетом на месте. Тут даже взаимно-ответный альтруизм невероятен, т.к. стороны могут никогда не встретиться и информация об обмане легко потеряется. Разрушение альтруистических традиций и отсутствие этических норм доходит до стадии, когда рынок становится возможен только под давлением государственного насилия, которое заменяет отсутствующую рыночную этику целенаправленно сконструированными нормами. "Мы" умирает и повсеместно заменяется на "я".
6 Современность
– Исчезновение территориальности
Так мы незаметно подобрались к современности, описать которую проблематично по причине быстро меняющейся в худшую сторону ситуации. Но попробую. Когда грянула нынешняя эпоха, реальные границы макро-коллектива оказались уже почти чисто формальны, а формой микро- стала минимально возможная семья, граничащая с одиноким индивидом (рис. 1.10). Меж коллективов наступил мир, но война, само собой, не кончилась. Поменялся только враг – теперь он стал неосязаемым и невидимым. Врагами являются все, кто думает иначе, кто голосует не так, кто конкурирует за ресурсы, влияние и возможности. Изменяются критерии моральной близости между людьми. Территориальные границы не обязательно отделяют своих от чужих. Люди приучаются не замечать внешность. Людей группирует не столько коллективная идентичность, сколько идеи и интересы. Классовая солидарность пересекает границы – власти обьединяют усилия, меньшинства поддерживают собратьев, а компании, акции и операции становятся глобальными. Коллектив