столь звучен и басовит (даже орган вряд ли может звучать ниже), что я не понял, что должно означать это слово и слово ли это вообще.
– Что? – пробормотал я.
– Бальдандерс.
– Знаю, хозяин говорил. А я – Севериан.
Я лежал на спине, а между нами покоился «Терминус Эст», взятый мною в постель ради пущей сохранности. Я не мог разглядеть, повернулся ли великан лицом ко мне, но был уверен, что любое движение этой громадины наверняка почувствую.
– Казнить.
– Так ты слышал, как мы вошли? Я думал, ты спишь.
Я уже хотел было сказать, что я никакой не казнедей, а подмастерье гильдии палачей, но тут же вспомнил свое бесчестье и назначение в какой-то захолустный Тракс.
– Да, я – палач, но тебе незачем меня бояться. Я просто делаю работу, которой обучен.
– Завтра.
– Да, завтра у нас будет довольно времени для бесед.
После этого я снова заснул, и мне снился сон… правда, слова Бальдандерса тоже могли быть просто-напросто сном, но это вряд ли. А если и так, это был другой сон.
Я летел – мчался по хмурому небу верхом на огромном звере с перепончатыми крыльями. Держась как раз между несущимися вперед облаками и сумрачной землей, мы будто скользили по склону пологого воздушного холма – сдается мне, крылья зверя не сделали ни единого взмаха. Заходящее солнце неподвижно, хотя мы все неслись и неслись вперед, висело впереди, у самого горизонта, – должно быть, скорость наша была равна скорости вращения Урд.
Но вот земля внизу сделалась иной – вначале я решил, что мы достигли пустыни. Нигде, куда достигал взгляд, не видно было ни городов, ни ферм, ни лесов, ни полей – лишь ровная пурпурно-черная земля, безликая, застывшая в своей неподвижности. Перепончатокрылый тоже заметил перемену или же учуял какой-то новый запах – мускулы его ощутимо напряглись, а крылья совершили три взмаха подряд.
Бескрайний пурпур внизу был испятнан белыми крапинками. Через некоторое время я понял, что эта кажущаяся неподвижность – не более чем обман, порожденный единообразием. Пурпурно-черный простор всюду был одинаков, но вместе с тем пребывал в неустанном движении. То была Мировая Река Уроборос, море, в котором, словно в колыбели, покоится Урд.
Тут я впервые оглянулся назад – туда, где осталась поглощенная ночью земля, обитель всего человечества.
Когда она окончательно скрылась из виду и вокруг не осталось ничего, кроме беспокойных волн, зверь обернулся ко мне. Клюв ибиса на острой щучьей морде; костяная митра венчает голову… На какой-то миг взгляды наши встретились, и я, казалось, понял его мысль: «Да, я – твой сон, но стоит тебе пробудиться от бодрствования, я приду».
Зверь сменил курс, точно люгер, идущий в лавировку против ветра. Одно крыло его опустилось вниз, а другое поднялось так, что кончик его указывал прямо в небо. Пальцы мои лишь скользнули по твердой чешуе, и я полетел вниз.
Удар при падении разбудил меня. Вздрогнув всем телом, я услышал, как великан бормочет во сне. Я тоже что-то пробормотал, пощупал,