Стоял ручной вертикальный шпиль. Якорь-цепь оборачивалась вокруг его цепного барабана, и дальше через палубный клюз спускался в канатный ящик. В отверстия на шпиле вставлялись шесть полутораметровых дубовых брусьев – так называемые «вымбовки».
Этот снимок сделан в мой день рождения, 19 лет
Шесть курсантов ложились грудью на эти палки и, напрягая ноги, ходили кругами вокруг шпиля. Один оборот – метр якорной цепи выбран. А длина вытравленной цепи бывала и 150, и 200 метров. При этом у курсантов очень хорошо развивались ноги. Выборка якоря ручным шпилём у нас называлась «крутить Разлуку». Это потому, что иногда курсанты крутили шпиль под песню «Разлука, ты разлука, чужая сторона…» Или наоборот, пели эту песню потому, что это называлось «крутить Разлуку». Не помню.
Командовал на баке подъёмом якоря всегда старший помощник Иван Иванович. Капитан при съёмке с якоря всегда находился на корме на шканцах, чтобы, когда поднимут якорь, сразу командовать постановкой парусов. Мы всегда с нетерпением ожидали, когда кончится эта процедура на баке. Потому что в конце, когда якорь бывал поднят на своё штатное место в якорном клюзе, старпом Иван Иванович во всю мощь кричал на корму капитану своим невероятно зычным голосом: «Якорь в клюзе!!!» Эту команду, наверное, было слышно за несколько миль. Мы, курсанты, каждый раз от души хохотали, когда раздавался этот душераздирающий вопль старпома. Такая сложилась традиция.
Касательно мозолей: через какое-то время руки наши потеряли чувствительность, а мозоли стали толстыми и такими жёсткими, что руку полностью в кулак невозможно было сжать. После окончания практики, уже в училище, мы распаривали руки в бане и срезали мозоли лезвием от безопасной бритвы. И что интересно, после этого у меня никогда не бывает на руках мозолей, при любой физической работе, например, с лопатой или ломом.
Учебное судно баркентина «Вега»
У меня сложились очень хорошие отношения со штатными боцманом и матросами. Боцман Миша сразу понял, что я люблю паруса и не боюсь физической работы. Редко вмешивался в нашу работу с парусами, когда была наша вахта. Никого из курсантов он никогда не хвалил. В тяжёлые минуты ругался матом и сам тянул верёвки вместе с нами. Это был настоящий моряк-парусник. Теперь таких уже не встретишь. Мише было 40 лет, среднего роста, широкий в плечах и с тонкой талией. Всегда очень коротко острижен и гладко выбрит. Всегда в тщательно выстиранной робе. Лицо и руки у него были красно-коричневого цвета от постоянной работы на ветру. Прибавьте к этому ярко-голубые глаза – полная картина. Жил он постоянно на судне, и летом, когда в море, и зимой, когда «Сириус» стоял во льду у набережной Васильевского острова. Я как-то спросил его, есть ли у него жена, на что он ответил: «Сейчас нет. Придём на зимовку в Питер, тогда будет». Был он вдвое старше меня, но мы с ним почти подружились