только б
Не вырос сын подлецом.
Лишь только б
Забыл он обиду свою.
Общаться с отцом
Так хотелось ему.
Пусть зерна добра
Прорастут поскорей,
В душе мальчугана
Кровинки твоей.
Жизнь пускает пузыри
Платье подвенечное,
Ты назвал меня женой.
Да, свершится таинство
Между мною и тобой.
Муж мой,
Ты единственный,
Я твоя жена,
«Милый, я беременна».
Женщина святая,
Любовью окроплённая,
Счастьем освещённая,
Жизнь во мне зарождена.
Продолжение тебя,
Продолжение меня,
Продолженье рода,
Нашего народа.
Муж мой любимый!
Слышишь, дитя брыкается,
Дает знать о себе,
Жизнь продолжается.
Скоро пустит пузыри
Дочь или сынишка.
Пойдёт в школу –
В первый класс,
Прочитает книжки.
Мир нашему дому,
Дайте дитю родиться,
В человека превратиться.
Не желающего воевать,
Не желающего убивать.
Не разрушителя,
А добра Творителя
Созидающего,
Любящего
И прощающего.
Проза
Два кусочка истории
Однажды летом я снимала комнату у одного престарелого еврея польского происхождения Д.А. Он мне рассказал историю своей семьи. Она настолько потрясла меня, что я не могла заснуть всю ночь, сопереживая событиям того кусочка времени, словно это произошло со мной.
Польша. Начало Великой Отечественной войны. Еврейское местечко на самой границе с Россией. Был мирный солнечный день из вечности. Все и вся, созданное создателем, цвело, зрело, чирикало, жужжало, летало, ползало, любило, продолжая свой род и вид.
В доме Ноаха Брамовича вся семья была в сборе: отец, мать, трое детей. Бабушка с дедушкой пришли на семейный совет. Они жили в соседнем доме. Решался серьезный вопрос: что делать? Оставаться или бежать? Матери Рахиль очень не хотелось бросать только-только поставленный новый дом и налаженное хозяйство:
– Неужели вот так все бросить? – Сожалела она. – А может быть, не тронут? Обойдется?
– Нет, не обойдется, – тяжело вздохнул дед.
– А Эммочка? Ей же всего два месяца! Как с ней в дороге?
Все с жалостью посмотрели на малышку. Кроха только что откушала и, чмокая молочными губками, блаженно заснула.
Старший сынишка, семилетний Давид (мой рассказчик), нетерпеливо ерзал на стуле. Он уже съел свое яйцо всмятку, выпил чай с хлебом, и ему очень хотелось сбегать на пруд. Где вечно возилась деревенская детвора: зимой на льду, летом на берегу. А тут «война» – слово какое-то угрожающее и в то же время заманчиво-романтичное. Страхи и опасения взрослых он не разделял. Игра в войнушку с соседскими мальчишками всегда была интересной. Он мечтал воевать с фашистами.
Его младший брат, пятилетний Левка, допивал чай с кусочком колотого сахара. Он с вожделением поглядывал на голубую сахарницу на высокой ножке и обмозговывал, как бы ему еще попросить кусочек (два уже лежало в кармане). И Лёвка только