55
В.Ч.: это не подразумевалось, а факт, часто обнаруживаемый туристами или геологами напр.. Вторая проблема – отсутствие абсолютных координат. Только относительных причём неизвестно относительно чего. Я наблюдал, как в одной фирмочке в 90е гг, когда уже вроде всё рассекретили, пытались оцифровать и карты отдельных районов и создать кадастровую карту Саратовской обл. Выпускник физтеха никак не мог понять: почему у него, если приложить карты соседних районов по их границе – то выходит пробел внизу то сверху перехлест. Метров на 20-30, но если там твой дачный участок! Я ему долго втолковывал, что Земля круглая и поэтому имеет ненулевую гауссову кривизну, а потому даже частично «не изгибается» (без искажений размеров) на плоскость, что не далее, как с утра об этом лекцию студентам-механикам читал. Выпускник физтеха и его друг – хозяин фирмы, доктор тех. наук (у нас говорили: «тех, а не этих») мне не верили, но карты-то не сходились! Пришлось им открыть двухтомный учебник геодезии (формата А3). Нашли формулы пересчета координат (на картах а не на местности!). Но в формулы входили параметры: истинные широта и долгота контрольной точки (напр., горки с геодезической пирамидкой). И тут выяснилось, что в соответствующей госконторе никто не знает, где список этих координат – скорее всего потерян. Я принес школьный атлас мира (в половину А4 размером), нашел на нем параллель и меридиан, проходящие ближе всего к Саратову, учли что на север–юг до границ области примерно по 1,5 градуса, а на запад-восток примерно 3. Подставили – и о чудо! Все границы совместились с точностью до ширины линии на экране. (Кстати, ещё они мне хвастались первой базой данных на жителей Саратова, которую делали по заказу ФСБ. Я попросил найти Феликса Львовича (без фамилии) – и мне тут же выдали номера (заводской и гаишный) его машины, катера, должность и зарплату за последний квартал, наличие/отсутствие ружья, само собой адрес и самый короткий и незаметный из окна путь подхода группы захвата). У деда – железнодорожного строителя – про карты была своя байка. После финской войны 1939-40 гг. нужно было расшивать железнодорожную колею под Выборгом с европейской на русскую ширину. Дед как раз несколько месяцев тогда работал в Ленинграде. Приехали немецкие коллеги помогать. Ну, говорят, показывайте карты. Дед с коллегами жмутся: пакт о ненападении и договор о дружбе – хорошо, но всё-таки иностранцы. Немцы: «У вас нет что ли? Ну ничего, мы из Кенигсберга захватили. Берите, не стесняйтесь: мы на обратном пути там себе ещё купим в магазине». За 2 месяца до войны деда перевели в Смоленск, так что семья избежала гибели в блокаду, как семья брата бабушки. Но в Смоленске уже в октябре попали на 3 года в оккупацию. – Я: отличный исторический анекдот. Жаль, впервые слышу, теперь нечестно было бы включать в воспоминания. – Он: включи в примечания. Всё равно же все включенные в текст байки не про тебя лично, а характеристика эпохи.
56
В.Ч.: ну, знаешь, с этим даже кадровый военный Гаврила Державин не справился: пока он, наладив, как воображал, оборону Саратова, искал Пугачева где-то под будущим Марксом, тот пришел и город сжег, Державин, бессильно наблюдавший пожар из Энгельса, оправдывался потом что город был слишком велик для обороны: ворота были на Московской у выхода из сквера перед домом, где Камышинцевы жили, а Октябрьская была городским валом с частоколом. А теперь, после присоединения всего Саратовского р-на «для полноценного развития агломерации» Саратов стал вторым по площади городом России после Москвы, так что ныне его тем более не оборонить в случае наступления украинско-казахской коалиции, да ещё при такой огромной пятой колонне внутри. (Державин же попозже попытался пленить Е.Пугачева у будущего г. Пугачева на Б. Иргизе, но соратники выдали Емельяна Иваныча кому-то другому раньше. Впавший в немилость за бездарность Гаврила Романыч прятался от гнева начальства где-то в нашем левобережье и с горя впервые начал там писать стихи.) – Я: О! Роль Пугачёва в развитии литературы в России. А потом он Пушкина вдохновил постфактум. – Он: если ты про "Капитанскую дочку" – то вроде бы это общее место у литературоведов… – Я: …да и на творчество Пушкина, наверное, Державин как-то повлиял. Старик Державин нас заметил… и в гроб сойти благословил? или как-то так. – Он: ну так, про знаменательный эпизод мы из восторженного рассказа Пушкина и знаем. Державин был большой авторитет, да и стихи у него действительно недурны.
57
В.Ч.: я так понял, что отдел всё равно был обречен. Иначе с какой стати ему было сидеть на моем будущем стуле в Лапике на 1м этаже того же здания? Мне с первого дня хозяева-разбойники (один 10 годами старше меня, другой 10 годами младше) начали внушать, как мне далеко до Феликса Львовича (что было довольно странно: я же ещё не успел войти в курс дела, впрочем потом там сидел мой знакомый – город-то маленький! – и ему ставили в пример меня: такой способ дать понять, что своей зарплаты ты не заслуживаешь) При этом Паша, по-видимому один, кто мог оценить его квалификацию, говорил, что «платили ему сущие гроши». Вероятно, Ф.Л. там всё-таки только подрабатывал. В основном проектировал кулачковые механизмы (помимо прочего Лапик заменял вышедшие из строя детали на табачной фабрике) к восторгу малограмотных конструкторов: для знающего, что такое полярная система координат, кулачок не представляется сложным делом. Из чего я делаю вывод, что в его отделе уже не было ни работы, ни зарплаты. Я пришел года через 3-4 после его смерти, в здании НИИ были курсы макраме и подготовки в московскую ВШЭ, мой одноклассник торговал котлами для отопления частных домов, кусочек первого этажа – там где скошенный угол выходил на круглую площадь, занимал Лапик, а на последнем этаже кусочек занимало тоже какое-то малое предприятие, делавшее что-то электронное. В остальном коридоры, уходящие за горизонт, были пусты, в комнатах валялась какая-то брошенная рухлядь, было очень похоже на результат применения нейтронной бомбы: люди погибли, а здание целехонько. Однако, в последние недели работы я обнаружил, что на 3м этаже работает вполне приличный буфет. Во дворе был сарай из которого наш запасливый электронщик притащил не распакованные ГДРовские станки с ЧПУ. Прихватил что плохо лежало: крыша-то провалилась и станки оказались ржавыми. Как-то отчистили, но электронику кто-то уже прежде с мясом вырвал и наши всё колдовали, как приспособить имеющиеся в наличие микросхемы чтобы хоть один станок хоть как-то использовать (слова «импортозамещение» мы ещё не слышали). Покуривая у входа, я часто встречал очень хорошо одетого солидного господина моего возраста (т. е. тогда около 50), но совсем в иной физической форме, который ехидно спрашивал: «Всё курите?»– «По КЗоТу имею право 10 мин в конце каждого часа» – отвечал я. Мы почти подружились и уже здоровались за руку. В последний день работы я опять его встретил и спросил: «Простите, а какую должность Вы занимаете в этом здании?». – Он вздрогнул и сказал: «Генеральный директор!» – и замер в выжидании. Я сказал: «я собственно, уже удовлетворил свое праздное любопытство» и отвернулся. Кто я – он спросить не догадался. Одет он был обычно в ярко-оранжевый замшевый пиджак и вообще сильно напоминал модель из журнала мод. Часто одновременно с ним появлялся неброский, но явно солидный автомобиль неизвестной мне марки (кажется, как я позже узнал, майбах). Но без шофера и охраны. Спустя год дальняя половина здания была целиком отдана немецкому магазину стройматериалов. Фасад преобразился, поражая великолепием. Одновременно с этим майбах исчез и на его месте стал появляться автомобиль золотистого цвета, точь-в-точь такой же, как виденный мной однажды в иллюстрированном журнале с английской королевой внутри. В журнале писали, что это роллс-ройс. Да, а Паша, соседство с которым я унаследовал от Ф.Л., был учеником Веры Петровны, что можно было угадать по невероятно быстрому темпу в котором он работал. Учился он на ВМК в МГУ, но вернулся в Саратов. Ещё оказалось, что он сосед Алика Хазанова и часто пьет с ним пиво. После предварительных переговоров был назначен день, в который Алик мог меня принять. Я помнил Алика очень хорошеньким, даже чересчур, слегка самоуверенным юношей с внешностью поэта. Я завидовал его великолепию и хотел с ним дружить, но он мне всё время словно давал понять: нам и так с Сашей вдвоем дружить хорошо, ты нам не нужен. А между прочим: знаешь ли ты, что твой друг у тебя за спиной в Чардыме лез к Тане Камышинцевой целоваться? Но он не знал, что она ещё более коварна, чем он: она не стала предупреждать, что намазала лицо отчасти в гигиенических целях, отчасти против комаров лецитиновым спиртом, который запаха-то не имел, но имел невыносимую хинную горечь на вкус. Алик оказался не джентльмен: не смог сохранить вид, словно ему это нипочем и страсть всё превозмогает. А тут я увидел человека с потухшим взором, явно не слишком здорового и почему-то в совсем пустой квартире: словно из неё вывезли всю мебель: то ли переезд, то ли продали (возможно, конечно, просто по контрасту с моей, вернее, родительской, какая-то мебель конечно была) Ремонт не то, чтобы срочно требовался, но не помешал бы. Нет, на алкоголика и вообще опустившегося человека он совершенно не был похож, просто на человека очень нуждающегося и измученного. Я спросил о тебе – он пробормотал что-то непонятное, типа что ваши дороги давно разошлись, говорил, что сейчас в какой-то фирме – тоже осколке крупного предприятия, как Лапик, они пытаются сделать световое табло, наподобие того, которое ПУЛ делал на Новом Арбате согласно твоим воспоминаниям. Во всяком случае, я так понял. Но рассказывал он об этом без энтузиазма: пусть, дескать, попробуют, но он не верит в успех. Мама его, по-моему, незадолго до этого умерла. По-моему, мы выпили вместе жидкого чаю, если и было пиво, то максимум по пол-литра Никакой закуски вообще не помню. Несмотря на летнее время, когда в 6-7 часов вечера домой совершенно не торопишься, у меня осталось впечатление, что он, несмотря на всю вежливость, сам не рад, пригласив меня, но рад будет, если я оставлю его в покое. Ну я и ушел и больше его за последние 15-16 лет не видел. Возможно, я сильно сгущая краски по контрасту, потому что сам в то время чувствовал себя, несмотря на все проблемы, на подъеме. – Я: спасибо за все эти истории, я не знал. Отец, по инерции секретности, что ли, про работу не любил говорить. И Алик про себя. В постсоветское время мы общались раз, обнаружив друг друга в Одноклассниках, кажется, и я ему посылал совместный фильм со своими дополнениями, отклика не получил. А потом потерял аккаунт в Одноклассниках.