Вон какая красота, но и без дела бродить тоже неохота. Зима длинная, вечера долгие, будет занятие… Так говоришь, скалкой его? Жить-то будет? Ишь, лихая, недаром он тебя любит.
– Извелась вся, как теперь домой ворочусь. Прибьёт.
– Н-да… дела… Замуж что, не хочется?
Надюша покачала головой.
– Но коли прикажет, пойду.
– И что, никто не по нраву?
– Кто по нраву выдает? Все с выгодой хотят. Вон Нюркину сестру выдали, почитай, за зерно. Нечем налог платить… Хорошо, что жених добрый, её любит, а то хоть в петлю.
– Что делать-то, такая ваша бабья доля. Стерпится – слюбится. Детки пойдут. В крестьянской жизни мужик нужен, хозяин.
– Дядька Тихон, почто отец стал матушку обижать? Просто как собаки…
Дядька нахлобучил на голову картуз, привстал с бревна, отряхнул со штанов налипшие травинки:
– Мать слабохарактерная оказалась, а батьке гром- баба нужна, чтоб отпор ему могла дать. По деревне его нашей фамилией кличут – Пугачёв. Его это дюже задевает. Раньше как-то это прятал, теперь, знать, переполнилось. Да и тяжко сейчас хозяину в селе, вишь, как давят. Почитай, на год по пять раз всё меняется, как тут с глузду не сдвинуться. Видно, и замуж вас отдать-мера вынужденная. Пай разделить, налог уменьшат, и земля в семье останется. Пойдем, посмотрим поле боя…
Он взвалил на спину вязанку прутьев и двинулся по тропинке.
Сколько Надюша помнит, дядьку Тихона всегда звали дедом, хотя он не на много старше её отца. Тихий, степенный, он оправдывал свое имя. Скажет что – как в воду глядит. Травник добрый, а лес любит и знает до былиночки.
Лес Надюша тоже любила безмерно. С ребятней облазили все окрестности, собирая грибы да ягоды. Но больше всего любила Иван-болото, где росло огромное количество калины и ежевики. В лесу тихо, покойно. Птицы и животные человека уважают. В лесу и человек настоящим становится, таким, каким себя понимает и чувствует. Честны и искренни его помыслы. Лес лечит человека, чистит его душу. В плохом месте душистая ягода не вырастет, на горький цветок шмель не позарится. Это в селе, где дома лепятся, как гнезда береговых ласточек, много зла и юродства рождается, нет отдыха друг от друга. В лесу никто никому не завидует, всяк растет, как ему вздумается, запах свой имеет. Здесь никто никому не мешает.
Дед неожиданно остановился, вытер со лба испарину, сказал неизвестно кому:
– Зреет в груди Арины тоска чёрная, душеньку разъедает. Ох-хо-хо! Жизнь наша тяжкая, доля дольная.
Оглянувшись на Надюшу, сказал:
– Печалишься? Не горюй! Спит теперя батька твой… он с фасоном, его понимать надо…
Их изба стояла на окраине села. Здесь же притулились с десяток хатёнок отделившихся молодых семей. Её родители построили себе хатку, когда Надюша была совсем маленькой – отец не пожелал жить примаком. После них поселились ещё две семьи, так что они не стали крайними.
За последней избой почти сразу же начинались заросли ивняка – Раманье, а чуть дальше Иван-болото, с зарослями сизой ежевики. Колючие ветки гнулись