которым приходилось сталкиваться с Генри, урок пошел впрок. Насколько знал Бен, больше никто не посмел сказать ни слова о розовой мотоциклетной куртке с орлом на спине.
И когда шепот Генри донесся до Бена, три мысли ракетой промчались в его мозгу (очень шустром и сообразительном – полной противоположности жирному телу). Первая – если миссис Дуглас заметит, что Генри списывает с его контрольной, кол получат оба. Вторая – если он не даст Генри списать, тот наверняка поймает его после уроков и продемонстрирует знаменитый двойной удар, причем Хаггинс будет держать его за одну руку, а Крисс – за другую.
Эти детские мысли, конечно же, не могли вызывать удивления, потому что Бен был ребенком. Но третья и последняя, более изощренная, уже отдавала взрослостью.
Да, он может меня поймать. Но, возможно, последнюю неделю занятий мне удастся не попадаться ему на глаза. И я уверен, что удастся, если я постараюсь как следует. А за лето, думаю, он все забудет. Да. Он же очень даже глуп. Если провалит эту контрольную, то его скорее всего опять оставят на второй год. А если он останется, то я окажусь на класс старше. Больше не буду учиться с ним в одном классе. И в младшую среднюю школу перейду раньше его. Я… я могу стать свободным.
«Дай списать», – вновь прошептал Генри, теперь чуть громче. Его черные глаза теперь требовательно сверкали.
Бен покачал головой, и еще тщательнее прикрыл листок.
«Я до тебя доберусь, толстяк, – прошептал Генри еще громче. Перед ним лежал девственно чистый, если не считать его имени и фамилии, лист бумаги. Он попал в отчаянное положение. Если он заваливал экзамены и опять оставался на второй год, дома отец вышиб бы ему мозги. – Дай списать, не то пожалеешь».
Бен опять покачал головой, изо всех сил сцепив зубы, чтобы не стучали. Он боялся, но при этом не отступал от принятого решения. Понимал, что впервые в жизни сознательно определился с планом действий, и это тоже его пугало, хотя он и не понимал почему: прошло немало лет, прежде чем он осознал, что хладнокровие его расчетов, точная и прагматичная оценка расходов, свидетельствующие о начавшемся переходе во взрослый мир, нагнали на него даже больше страха, чем угрозы Генри. От Генри он мог увернуться, а со взрослым миром, в котором, вероятно, так думать придется постоянно, это не получится.
– Кто-то говорит на задних партах? – раздался громкий и отчетливый голос миссис Дуглас. – Если так, попрошу немедленно это прекратить.
Следующие десять минут в классе царила тишина; юные головы склонились над экзаменационными заданиями, от которых шел запах фиолетовых чернил, использовавшихся в мимеографе, а потом шепот Генри вновь донесся с другой стороны прохода, едва слышный, леденящий кровь, спокойно-уверенный в том, что слова не разойдутся с делом: «Ты покойник, толстяк».
3
Бен получил табель и был таков, благодарный всем богам, хранящим одиннадцатилетних толстяков, что Генри Бауэрсу не позволили покинуть класс