ко мне, есаул?
– Я к вашему отцу.
– Профессор Стайн мой брат, с вашего позволения. Ну, пошли. У него уже битый час джаны сидят. Пора спасать.
Она взяла Штимера за руку и под звонкий щебет птиц устремилась через огромный двор по направлению к двум каменным, замшелым и нелепым, готическим башням. Рыжеглазый молча топал следом. Обойдя разноцветный фонтан, они оказались перед увитой лозой беседкой. Внутри, в прохладной тени, вокруг низкого столика, расположились три человека. Двое – наголо бритые, в абсолютно белых комбинезонах, сидели, чопорно выпрямившись. Третий – тот самый седовласый атлет, которого Штимер видел в каюте Биллинга, непринужденно полулежал в кресле с бокалом в руке. Он кивнул пришедшим и снова повернулся к одному из джанов.
– Все, что вы говорите, дорогой Элимон, очень красиво. Как всегда. Но ваши практические действия не столь прекрасны.
– Наша практика неотделима от высоких принципов. Законы нашей Общины справедливы и одинаковы для всех, – у джана был низкий могучий бас.
– И, кажется, весьма суровы?
– Они лишь кажутся суровыми. Для нас это дорога радости.
Джан мельком глянул на новых слушателей.
– Смотрите! – загудел он, как взлетающий бронеглайдер. – Вот вошли три человека. Они такие разные, такие индивидуальные, такие свободные. Да? Но вы думаете – они счастливы? Отнюдь! Их мучают проблемы и постоянные сомнения, а человек, который сомневается, тревожен. Он не может быть счастлив.
– Понятно. А вы, стало быть, никогда не сомневаетесь?
– Иногда сомневаюсь, но, в отличие от них, это не постоянное мое занятие, а лишь эпизоды.
– А идеальный член вашей общины никогда не сомневается?
– Да.
– Вот это и страшно.
– Но почему? Может быть, потому, что страх – порождение все той же энтропии?
Ольга и Штимер уселись в глубине беседки, рыжеглазый пристроился позади Стайна.
– Брат терпеть их не может, – зашептала Ольга, почти касаясь губами уха порозовевшего Штимера, – вам не повезло. Весь яд, который он сейчас накопит, достанется, догадайтесь, кому.
– А может, я сам – порождение этой пресловутой энтропии? – усмехнулся Стайн.
– Чепуха. Мы все рождены гармонией. И вы тоже. Все. Она создала нас, а мы должны создавать ее. Разум с момента своего рождения начинает созидать, устанавливать порядок. Мы бы и сейчас жили в прекрасном мире, но энтропия разрушает и нарушает все.
– Ваша схватка со Вторым законом термодинамики просто великолепна! Где нет порядка, там – энтропия. В прическах не может быть абсолютного порядка, и, значит, что? Вы тотально бреетесь.
– Да нет же! Порядок для нас вовсе не цель, а всего лишь средство. Только установлением порядка, даже самого правильного, гармонии не достичь.
– Да уж! Не только. Я наслышан о ваших подвигах. Об этой вашей «Высокой евгенике», «Лагерях совершенства», о «Программе для каждого» и прочих штучках.
– Это работает.
– Работает на кого? У вас многовато тайн для мирной общины.
– У нас нет тайн.
– Но