Русская готика. Михаил Боков

покончено. Однажды он вышел за дверь и не вернулся. Я подозревал, что мама съела его. Выпила его силу и распылила его оболочку. В нашей квартире ходили духи мужчин – всех, кто не смог выпутаться из ее льняной косы.

      Мама думала: оружие работает безотказно. Она не замечала, что коса начинает делаться серебристой. Яша проехал мимо, и глаза его, полные южной печали, потемнели от гнева. У Яши хватало женщин, молодых и дерзких. «Мерседес» делал его завидным женихом в нашем городе.

      Машину взорвали морозным утром января, на Крещение. Яша должен был сидеть внутри. Но он не сидел – стоял рядом. Взрывной волной его унесло на соседнюю улицу: одна нога отвалилась, ее пришили врачи. В больнице он вздыхал: «Белый бог не любит меня. Белый бог мстит мне». Белым богом он называл Иисуса, нашу мордовскую землю, наши болота и наши энергии. Север хочет изжить его из себя: чужеродный, южный фрукт с печалью в глазах. «Ой-Вей, что я забыл в этих краях? Как меня сюда занесло?» – жаловался Яша, пока прирастала нога.

      Он вышел из больницы и стал строить синагогу. Он хотел иметь союзника на чужой земле. Он хотел, чтобы синагога выросла выше православного храма. Лучше – чтобы она выросла до небес и оберегала Яшу в суетных делах его своим теплым лучом.

      Мама вышла замуж за человека, в теле которого плескалась болотная муть. Он сидел у нас дома, жабьи глаза его не моргали. Меня он не замечал. «Что ты нашла в нем?» – спрашивал я. Мама смеялась: «Это любовь, мой милый». Ее коса стала цвета серого снега. Морщины покрыли пальцы и шею. Мне казалось, этот человек пьет ее жизненный сок – так же, как раньше пила мужские соки она. Дом наш стал похож на аквариум. Повсюду тянулись к потолку водоросли. В моей кровати завелся ил.

      Синагога Яши росла медленно. Как чу´дное растение, она требовала ухода и мягких почв. Север сопротивлялся. Яша рвал остатки волос и взывал к небу. Теперь он ездил в сопровождении охраны. Его магазин шуб стал сетью магазинов бытовой техники.

      Он больше не прятал звезду Давида под костюмом «Адидас». Она стала ярче, еще больше бриллиантов расцвело на ней. Теперь Яша носил ее поверх остальной одежды. Наши шушукались: «Видели? Миллионер! Заработал миллионы на крови рабочего народа!» В душах городских жителей при виде Яшиной звезды закипали злость и зависть. Яшу обсуждали тем сильнее, чем выше становилась его синагога. А она росла – проходили годы, прежде чем она становилась выше хотя бы на один ряд кирпичиков, но Яша вкладывал в нее все свое сердце, мольбы и средства. И она оттаивала, подставляла солнцу свое тельце гусеницы, готовящейся стать бабочкой.