мне нужно с вами Сергей Сергеевич посекретничать.
Людмила Ивановна смеяться не прекратила, помахав неизвестно кому рукой, без пререканий покинула кабинет.
Фима прошла к креслу отца и опустила в него свой костлявый зад.
– Сергей Сергеевич, вы много не знаете, – произнесла она. – На нашу семью обрушилось большое несчастье. Отец набрал кредитов кучу и задолжал бандитам крупную сумму. Вот они его и держали в погребе две недели на хлебе и воде, пока мы с мамой и братом не вернули им часть денег. Осталось достать двести тысяч и тогда они отстанут от папы. Он ещё дом не купил у Людмилы Ивановны, но уже нашёл покупателя на него. Так серьёзно его прижали нехорошие дяди. Это основная причина низкой заработной платы всего персонала клуба.
– Кроме тебя и твоего брата, не считая твоего папы, – заметил он. – Так что ж мы ваши семейные финансовые проблемы на своих шеях должны выносить? – возмутился Сергей Сергеевич. – Он бывший сотрудник КГБ и так глупо влип в денежный круговорот. Мне это не понятно?
В ответ на его слова она скупо улыбнулась.
– Успокойтесь вы, – КГБ это звучит только грозно, но там разные должности были. Папа мой, например хоть и офицер, а охранял мясо от жуликов и крыс. Представьте себе, он уже не знает, как выбраться из этого порочного круга, в который его затянули обстоятельства. Он думает, передумает и ничего не может придумать.
У неё дыхание приостановилось, и глаза моментально увлажнились.
«На жалость бьёт, – подумал Сергей Сергеевич, – но ничего не получится. Мне и не такие номера приходилось в жизни видать и распутывать. Деньги распределены по справедливости и возвращать их Фиме я не намерен».
Он встал со стула, заглянул ей в глаза:
– А не надо думать и передумывать, ему надо в первую очередь бросить бухать. Пьянство и коммерция никогда между собой не уживаются. Их несовместимость доказана жизнью с прошлого века. И второе, – заставить обязательно вас с братом работать. Тогда твой папа будет иметь счастливый вид. А взваливать своё тяжкое бремя на штат не совсем порядочно. Здесь рабов нет!
Дальше продолжать с ней разговор было бессмысленно, и он направился к выходу, не обращая внимания на её плачевные сетования.
Он вышел на улицу. Людмила Ивановна сидела в тени у входа на скамейке, установленной под большим абрикосовым деревом, и обмахивала себя китайским веером.
– Не ожидал от тебя, что ты смело примешь мою сторону, – сказал Платон, – присаживаясь рядом с ней.
– Дура, потому что, вот и понесло меня. Никак не могу остановиться, когда чувствую несправедливость. Сколько раз зарекалась молчать в любой ситуации. По секрету тебе скажу, только ты не смейся. Меня в городе большинство учителей из разных школ называют Людкой – Мутовкой. Кличка, какая – то тюремная, Сродни Соньке – Золотой ручке и Мане – Облигации.
– Я бы сказал революционная, – улыбаясь, поправил он её, – свой след в нашей истории оставили революционерки, как Надежда Крупская, – у неё партийная