можно было это сделать после лодки, это было не по технике безопасности.
– Не по технике безопасности целый день надо мной подшучивать, ничего плохого, кроме испуга родителей, в тот день не произошло.
На фотографии была Вика с огромными бантами и за партой. На парте лежали Букварь, ручка и букет цветов. Она посмотрела на Стаса, тот улыбнулся.
– Школа.
– Ага, каторга, через которую нам всем надо пройти.
– Я бы не назвал это каторгой.
– А я думала, что каторга – это когда ты не имеешь права выбора.
– В этом мире есть вещи, которые ты любишь?
– Все, кроме тех, которые связаны с людьми.
В дверь постучали. Стас и Вика переглянулись.
– Интересно, кто это может быть?
Дверь пошел открывать Стас. В подъезде перед ним стоял молодой, худой парень в очках с большим букетом цветов. Он попросил позвать Вику. У Стаса от такой картины поднялось настроение, он сказал, чтобы сестра подошла к двери, ибо за ней прискакал принц на белом коне.
Вика подошла к входной двери, парень начал что-то говорить, но она демонстративно захлопнула перед ним дверь.
Стас очень удивился такому поведению, он уже хотел догнать парня и поговорить с ним, но понял, что не знаком с предысторией, поэтому пришел к выводу, что не стоит лезть не в своё дело.
– Я уж и не знаю, стоит ли рассказывать родителям о том, что я только что увидел.
Вика посмотрела на него злобным взглядом.
– Думаю, не стоит.
– Так мы досмотрим фотографии?
– Не сегодня, у меня уже нет настроения.
Она забрала с кухни книгу и пошла к себе в комнату. Стас остался стоять в коридоре, ему было ужасно любопытно узнать, что это за парень и почему она так себя с ним повела, но всему своё время.
Погода становилась всё пасмурней и, похоже, дело шло к дождю. Одному альбом с фотографиями смотреть не хотелось, поэтому альбом вернулся на полку. Как обычно в такие дни, на помощь прило любимое увлечение.
Стас достал из папки белый лист бумаги и простой карандаш, остро заточенный ножом.
Ничего конкретного он никогда не садился рисовать. Стас понимал, что именно будет изображено на рисунке, только после первых проведённых им линий. Большинство набросков были грязными или недорисованными, но для него это была словно папка с личными, понятными только ему фотографиями, которые описывали моменты из его жизни.
Качество изображения было неважным, но роли это никакой не играло. В некотором плане он был зависим от того, что делает, и если надолго забрасывал своё хобби, то начинал думать только об этом. Ему нужно было нарисовать хоть что-то, провести хотя бы пару линий по белоснежной бумаге.
Квартира погрузилась в тишину, звук трения карандаша о бумагу отправлял Стаса в медитативное состояние. Состояние, в котором он играл роль созидателя, когда линии переходили в силуэт, силуэт в образ, когда он откладывал лист и начинал