мысленно испуская стон. С другой стороны, чего я хотела? Ванильных пони и розовых облаков, как мне уже сообщили, не будет, да я и не ждала.
Мы спустились с девятого этажа пешком и по коридору прошли в приемное отделение. Сегодня был дежурный день в больнице, что означало, что всех пациентов терапевтического и хирургического профиля скорые везли к нам. Особенно пользовался популярностью так называемый «люкс», хотя это было название помещения, в котором размещались благоухающие парами алкоголя и немытыми телами люди. Один такой товарищ ожидал нас в перевязочной. Сначала я даже не поняла, мужчина это или женщина, так как одет человек был в бесформенные брюки, цвет которых я могла расценить как серо-коричневый, с грязными пятнами, в растянутом свитере – летом!, на голове колтун из слипшихся от крови и грязи волос. Лицо пострадавшего, одутловатое и расцвеченное почти всеми цветами радуги от багровых до желтых, выражало страдание.
– Добрый день, СейСаныч! – большой медбрат с бритвой в руке колдовал над матерящимся грубым голосом пациентом. – Вот, привожу клиента в порядок.
– Не клиента, а клиентку! – прокуренным басом поправила женщина его.
– Добрый день, – Шиловский натянул перчатки, взяв их из высокого стеклянного шкафа и кивнул мне сделать то же самое. – Нейрохирургов звали?
– Уже смотрели, сейчас вот кт пошли глядеть, сказали, вы свое зашьете, потом они свое. Я тут лоток набросал вам, вы с ассистентом сегодня же. Помощь нужна?
– Нет, справимся, Миш, иди!
Когда медбрат вышел, хирург велел женщине лечь на кушетку и принялся осматривать раны.
– Как так получилось-то у вас? – обратился он к шипящей от боли даме.
– Как-как! – хмыкнула та. – Не дала я ему, да и все. А он биту схватил и давай херачить меня, козел! – грязно и нецензурно выругавшись, женщина подняла глаза. – Вы уж там покрасивше зашейте.
– Аллергии на лидокаин нет? – беря в руку шприц с набранным лекарством, спросил врач и, получив отрицательный ответ, принялся обезболивать рану на лбу.
Я стояла молча, промакивая кровь вокруг раны салфеткой, наблюдая, как ловко Алексей шьет рваные края тонкой нитью голубого цвета, как вяжет микроскопические узелки, а затем клеит пластырь и осматривает раны на голове.
– Жить буду, доктор? – кокетничает с ним пострадавшая.
– Будете, конечно! И рана заживет так, что незаметно станет, она возле брови у вас. Вы лежите еще здесь, сейчас еще доктор подойдёт, расскажет вам, что там с головой.
Как раз в этот момент распахнулась дверь, впуская шкафоподобного мужчину в белом костюме.
– Ну что, Лариса Петровна, чисто все в головушке, – пробасил он. – Домой поедете сегодня. Сейчас рану подлатаем, да справку дадим.
– Вы уж, доктор, напишите, что упала я сама, – вдруг засмущалась она. – А то Петька-то мой убьет меня, если менты придут. Да и негоже так, че мы, не люди, что ли! Сами разберемся!
– Пойдем, Валера! – кивнул мне Алексей, стягивая со звонким шлепком перчатки и бросая их в ведро с желтым