в ярко-жёлтое с коричневыми оборками. Прямо и не знаю, чем в итоге барышни недовольны остались?
Я кинул им ещё вдогонку для острастки и только тут заметил, что богиня стоит совсем рядом. У неё глаза были синие-синие – как почти у всех северян, но эти тогда мне показались глазами небожителя. И улыбалась она робко, как Мать в храме.
– Можно? – она протянула руку к подносу, и я покраснел. Я редко краснею, не то что некоторые – сразу в краску. И смущаюсь вообще-то тоже редко. Но тогда мне почему-то очень захотелось провалиться сквозь землю и одновременно быть рядом с этой невинной чистотой на Небесах.
– Мои любимые, – аккуратно откусывая, сообщила девочка-видение. Взяла ещё, протянула мне. – А ты? Хочешь?
Я шумно сглотнул и заворожённо взял жёлтую липкую загогулину. Даже откусил, но тут же сплюнул.
– Гадость!
Девочка засмеялась – звонко и весело, как серебряные тарелочки в храме Матери, отзванивающие время молитвы.
Оказывается, она жила в этом замке постоянно. Я на мгновение даже позавидовал принцу – вот эти богачи, а! Всё им можно, даже небожителей у себя селить.
Она щебетала и щебетала – в основном всё про принца, а я, раскрыв рот, восторженно пялился, почти не слушая. Пока «чудо» не схватило меня за руку и не попыталось утащить в ту самую беседку у фонтана, куда должны были отправиться лакеи с блюдом. Хотела познакомить с принцем. Чтобы играли вместе. Я ей, оказывается, понравился. И принцу тоже обязан понравиться, так-то. Блаженная.
Я не говорил на высоком мальтийском, но попытался объяснить небожительнице, как умел, что, может, у них там, на Небесах, принцы с сиротами и возятся, а у нас только прикладываются к нюхательной соли и слуг зовут – выкинуть мразь за ворота.
Как ни странно, но мой «мусорный» акцент девочка поняла. Ни слову, однако, не поверила. Пришлось вырвать руку – всё равно касаться её нельзя – святотатство же! – и объяснить, что произойдёт, когда её «добрый» принц меня увидит.
Девочка распахнула глазищи.
– Нет! Ты не понимаешь! Мой принц не такой! Он добрый, он великодушный, он… настоящий! Ты просто не понимаешь!
Я сорвался. Ужасно, ужасно стыдно было – не заслуживала богиня грубостей, не должна была их слышать. Небеса Небесами, это и правильно, такие, как она, там жить и должны, и думать, естественно, соответствующе: что все люди, мол, братья, и все принцы – добрые (ага, как же). Ну а у нас на земле всё иначе.
– Может, я и не такой умный, но я точно знаю, что если тебе улыбаются, то потом обязательно пнут. И ты, ты дура, если это не понимаешь, – что-то в этом роде. Долго потом в голове прокручивал и всё не знал, куда себя деть от стыда.
Я думал, что она уйдёт. Исчезнет после этих слов в облачке дыма – как явление Матери святому Иерониму.
Но она только перестала блаженно улыбаться. Нахмурилась, прищурилась – и снова хвать меня за руку.
– Сейчас сам убедишься.
Я настолько опешил, что даже руку вырвал не сразу. Да тоже неудачно – царапнул