побегу скажу матушке! – и Павлик выскочил из комнаты.
Из окна Анюта видела, как тетя Марта, накинув шаль, спускается с крыльца. Было видно, что она не сразу, но узнала пришельца – она поднесла руку к губам, покачала головой и пошла навстречу.
У Анюты застучало сердце – почему-то пришло в голову, что это кто-то от родителей. Она отскочила от окна, села с ногами в кресло и зажмурилась. Тетя Марта с незнакомцем тем временем зашли в дом, о чем-то тихо переговариваясь.
– Анюта, поди сюда! – услышала она голос тети Марты и бросилась в гостиную.
Около стола сидел худой, усталый человек. Анюта неловко поздоровалась, он поднял глаза и кивнул.
– Это мой муж, дядя Хенрик, – сказала тетя Марта нервно, – а это наша Анюта.
Мужчина пристально разглядывал Анюту. Ей стало неловко. Наконец он отвел взгляд:
– Марта, у нас есть пообедать?
С прибытием Хенрика в доме стало неуютно. Казалось, никто не был ему рад. Тетя Марта ходила скованная и серьезная; маленький Павлик, обычно шумный и веселый, теперь сидел в детской. Даже слуги стали какими-то другими.
Хенрик, впрочем, и не старался кому-то понравиться. Первые дни он отсыпался, а потом начал инспектировать дом. Первым делом он потребовал счета и бумаги, долго рассматривал их, попутно выговаривая тете Марте:
– Ты потратила такие деньги на пальто? Да ты с ума сошла, Марта!
Тетя Марта поначалу оправдывалась, потом стала просто молчать. Дядя Хенрик ходил по дому, бурчал, выискивал недостатки, выговаривал, сердился. Анюта теперь почти безвылазно сидела в своей комнате. Не выходил и Павлик. Анюта жалела его: надо же, какой ему достался отец. Мой был другой, думала она, и тут же грустно усмехалась: отца она совсем забыла.
Как-то Павлик разнылся: ему хотелось пить, а выйти на кухню за водой он боялся или ленился. Анюта, не выдержав его причитаний, пошла за водой сама.
За дверью гостиной слышался раздраженный голос дяди Хенрика:
– Не понимаю, о чем ты думала, Марта! Ну и что, что лежала на лестнице? Ну и что, что была ранена? Впрочем, я, вероятно, должен быть счастлив: в Петрограде сейчас на каждом углу беспризорные дети, хорошо еще, что ты притащила только одну… Ты видишь, сколько денег идет на ее содержание?
– Не так-то много, – сказала тетя Марта дрожащим голосом, – я ей почти ничего не покупаю.
– Ничего? А чулки? Кроме того, в бумагах указано, что в сентябре ты купила ей пальто… Неужели нельзя было отдать ей твое старое? Немного подшить…
– Как ты скуп, Хенрик!
– Я не скуп, а рачителен. И не желаю тратить деньги на пришлую девчонку! Тем более, что…
Скрипнуло кресло. Анюта затаилась у двери.
– Она, может быть, дочь большевика, – глухо сказал дядя Хенрик, – может быть, она дочь того, кто меня… меня…
– Опомнись, Хенрик! – воскликнула тетя Марта, – ты пугаешь меня.
– Я пугаю? Я? Чем же? Чем может напугать человек, сам до смерти запуганный? Как ты могла, Марта? Ты говоришь, что ехала искать меня. И вместо меня ты притащила в дом…
– Но почему ты считаешь, что она дочь