вбежал в гостиную: «Я сделал! Планетарную станцию!»…
Илассиа не стала его укорять за вмешательство в наш разговор. Она встала: «Ну что ж, покажи нам». Я спросила: «Мне тоже можно?». Ребенок ответил: «Да, Юллиаа-саа!»…
На песке возле пристани, у которой покоилась яхта «Илассиа», Лаон соорудил целый городок из отдельно стоящих полукруглых модулей, соединенных крытыми переходами из кусочков садового шланга.
– Надо же! – восхитилась я. – Откуда бы знаешь, как устроены такие станции?
– Дядя Ассен рассказал! – похвастался Лаон. – И дядя Каарол!
– Один – астроном, другой – космоплаватель, – кивнула Илассиа.
– Я тоже бывала в подобных мирах, – сообщила я. – На Марсе, на Арпадане, на Сироне. Правда, там везде купола. Иначе существа вроде нас не могли бы на этих планетах дышать.
– Если сделаю купол, не будет видна красота, – возразил четырехлетний строитель.
– Красота – это важно, – согласилась Илассиа, отряхнув песок со своего безупречного платья, за которое Лаон хватался испачканными руками.
– Маама, Юллиаа-са, а пошли на маяк?
Мысль прекрасная. Я сразу же поддержала Лаона.
Мы с Илассиа поднимались на лифте, а Лаон взметнулся по внутренней винтовой лестнице. Несмотря на свой покладистый нрав, мальчик вовсе не выглядел медлительным и неуклюжим. Наверху мы оказались практически одновременно. На смотровой площадке под фонарем автоматического маяка действительно дуло заметно сильнее, чем на земле, где от ветра нас загораживали либо дом, либо скалы. Илассиа закуталась в шаль, а я, как приехала, так и не снимала плаща-безрукавки.
Здесь Илассиа уже не отпускала Лаона от себя и всё время крепко держала то за плечи, то за руку. Вряд ли он бы задумал перегнуться через ограждение или высунуться наружу, на которой мы стояли, но опасения матери были понятны.
Закат над озером Ойо – зрелище необычайное, особенно, если созерцать его с возвышения, и кажется, будто находишься где-то между водой и облаками. Солнце Айни садится медленно, постепенно тая в тумане за дальними плавнями. Краски меняются плавно, перетекая от студенистого розового с переливами перламутровой лиловости и бирюзы до огненного, воспалённо-алого, дымчато-пурпурного, густо-багрового – как застывшая кровь… А потом в Тиастелле начинают зажигаться огни, и маяк на мысу перемигивается со своим собратом на набережной.
– Маам, а можно, я вниз? – спросил Лаон, которому надоело стоять неподвижно.
– Беги, – разрешила Илассиа. – Подожди нас там, мы тоже скоро спустимся.
Детские ножки бойко застучали по лестнице.
Илассиа, видимо, хотела мне ещё что-то сказать. Я уже боялась задавать ей вопросы, лишь бы снова не бередить ее раны. Но ей явно хотелось выговориться, а кроме меня, рядом не оказалось никого, кто мог бы понять, какие муки она продолжала носить в себе все эти годы.
Неожиданно она очень тихо, но очень внятно прочитала стихи.
Земля марсианских закатов, земля воспаленных снегов,
будь