Herren Barone, – мгновенно подхватил Ульвен, непринужденно сладив с немецкой грамматикой.
– Неужели ты будущий космолингвист? – умилилась я.
– Или будущий музыкант, – возразил барон Максимилиан Александр.
– Музыкант-император – такого еще не бывало, – сказала Илассиа.
– А Иссоа? – напомнил Карл.
– Да, я пела когда-то, – согласилась она. – Но давно не пою. Даже дома.
– Почему? У тебя ведь такой замечательный голос, – напомнила я. – Мне казалось, что ты перестала петь, когда длился траур по брату…
– Нет. Причина не в том, – призналась Иссоа.
– А в чем же?
Она обняла Ульвена и нежно, но повелительно приказала ему: «Ступай, мой милый, во двор к другим детям, тут взрослые разговоры. Потом мы тебя позовем».
Вид у мальчика был недовольный, но препираться с императрицей он не счел для себя возможным. Какие-то правила этикета родители ему очевидно успели внушить, раз уж он понимал, что титул принца влечет за собой как права, так и обязанности.
Интересно, так ли воспитывали в свое время другого Ульвена?.. И таким ли он был? Бойким, властным, напористым, неуёмно пытливым?.. Еще рано судить о том, насколько племянник и дядя похожи характерами. Внешне, пожалуй, различия очевидны: у мальчика глаза зеленовато-карие, а не коричнево-серые. И в них более явственно угадывается неотразимо проникновенный взгляд его матери – алуэссы.
Смех и детские крики во дворе возобновились. Видимо, все накинулись на Ульвена с расспросами, что такое забавное происходило в гостиной, а он объяснял на смешанном уйлоанско-немецком про «виолино» и Geige, или сердито отмахивался, когда вопросы казались ему несуразными.
– Дорогая Иссоа, ты что-то начала говорить, – напомнила я.
– Да, Юллиаа. Почему я совсем перестала петь и спрятала виолино в сундук. Это не из-за брата. Вернее, не только из-за него. А… Илассиа, Эллаф и Карл сами слышали. Но, может быть, не поняли, что я сделала там, на Лиенне.
– Ты издала ужасающий вопль, – вспомнил Эллаф. – От которого всех как будто пришибло. И пока ты кричала, никто не посмел даже пошевелиться. Кроме Карла.
– Мне тоже стало не по себе, – сознался Карл. – Но я должен был действовать. Будто кто-то мне диктовал шаг за шагом: сделай так, потом сделай так. Пришлось абстрагироваться и стараться игнорировать звуки, которые издавала Иссоа. Я удивлялся лишь их оглушительной мощи.
– Карл, похоже, оказался единственным, кого не поверг в полную оторопь клич алуэссы, – пояснила Илассиа. – А мы с Эллафом уже слышали это однажды и, может быть, потому не лишились рассудка и не оцепенели на месте, как прочие.
– Нет, причина не только в этом, – возразила Иссоа. – Тот клич не касался вас, мои дорогие. Поэтому он не мог причинить вам вреда. Разве что прозвучал действительно очень громко. Но ведь это не музыка, где нужно думать о мере и красоте.
– А что это было? – спросил Карл.
– Проклятие, – кратко сказала Иссоа.
И без каких-либо сожалений призналась:
– Я тогда прокляла ту планету. Лиенну. Со всеми ее обитателями.
А