цветы. Интуиция подсказывала ему, что тут явно что-то не то. Кто и почему высадил маки вместо петуний? Ну, предположим, садовник-гастарбайтер ошибся семенами… Хотя нет, какие там семена! Маки, судя по всему, высаживали уже не семенами, а рассадой. Значит, ошибки быть не могло: хотели высадить маки – и высадили именно их. Но самое интересное не в этом. Самое интересное в том, почему маки так напугали Московкина…
– Красиво растут, – раздался прямо над его ухом чей-то голос.
Следователь повернул голову. Голос был с легким акцентом, так что Волин почти не удивился, увидев справа от себя улыбчивого китайца. Удивился он, поняв, что китаец выше его на полголовы. Какие нынче китайцы пошли рослые, кто бы мог подумать!
– Питание, – объяснил неожиданный собеседник. – Как только стали нормально есть, тут же и выросли. И никакая генетика ничего здесь поделать не может. У китайской молодежи метр восемьдесят пять – сейчас вполне обычный рост.
– Рад за китайскую молодежь, – буркнул Волин, совершенно не настроенный вести страноведческие беседы.
Однако незнакомец, похоже, как раз не прочь был поболтать.
– Вот вам, иностранцам, маки, конечно, кажутся красивыми, – продолжал он. – А для нас маки – это символ порабощения, символ уничтожения китайской нации. Когда в девятнадцатом веке Британия стала ввозить в Китай опиум, наркомания охватила десятки, если не сотни миллионов китайцев. Наши власти пытались запретить ввоз проклятого дурмана, но это было не в интересах захватчиков. Англичане начали против нас войну, которая так и называлась – «опиумной».
– Интересно, – Волин навострил уши, – очень интересно.
Китаец кивнул – еще бы не интересно – и продолжал.
– Первую опиумную войну мы, конечно, проиграли. Потом была вторая – проиграли мы и ее. И хотя сейчас Китай свободен и самостоятелен, но маки для нас по-прежнему – символ уничтожения и угрозы. Это знает всякий, кто имел дело с китайцами.
– Ах, вот оно что, – следователь наконец посмотрел прямо на собеседника. – Простите, как вас зовут?
– Зовите меня Димой, – отвечал тот. – Мы, китайцы, на чужбине обычно берем местные имена.
– Очень приятно, – сказал Волин. – А меня зовут Орест Витальевич.
– Я знаю, – сказал Дима.
Он почему-то больше не улыбался, не улыбался и Волин.
– Я правильно понимаю, что у вас ко мне разговор?
– Вы правильно понимаете, – Дима говорил по-русски очень хорошо, но некоторые звуки, очевидно, давались ему с трудом – например, звук «р». Поэтому слово «правильно» в его исполнении звучало как «прлавильно». Однако это его не смущало, и он продолжил. – Но говорить мы будем не здесь. Я за рулем, а тут неподалеку есть китайский ресторан. Как вы смотрите на то, чтобы там пообедать?
Волин смотрел на это положительно, и уже через двадцать минут они листали меню, сидя в небольшом подвальном помещении.
– Кухня тут аутентичная? – полюбопытствовал Орест Витальевич.
– Как говорят у вас в России, кому и кобыла – аутентичная