прислоненный к бревенчатому боку сарая.
Мирослава переступила порог, сразу же попав из сумерек в тепло электрического света, зажмурилась, но не от света, а от удовольствия. Конюшня была тем единственным местом, где она позволяла себе быть самой собой. Даже в кабинете модного психолога она себе такого не позволяла. В ближайшем стойле приветственно всхрапнули, в проход высунулась лошадиная морда, покосилась на Мирославу одновременно хитро и просительно, зашлепала бархатными губами.
– Орлик! – Мирослава погладила жеребца по холке. – Прости, парень, я сегодня без вкусняшек.
– Балуешь ты их вкусняшками, девочка! – послышалось из соседнего стойла, а потом в проход вышел дядя Митя.
На нем был рабочий комбинезон, который диссонировал с аккуратной профессорской бородкой и профессорскими же очками. Только руки у дяди Мити были далеко не профессорскими – сильными, с широкими запястьями и задубевшей кожей на ладонях.
– Здравствуй, Мира! – Он раскинул в сторону эти свои натруженные руки, и Мирослава, ни секунды не колеблясь, шагнула навстречу его объятьям. – Дядя Митя, добрый вечер! Ты еще не уехал?
Он обнял ее бережно и осторожно, чмокнул в подставленную щеку, усмехнулся.
– Белоснежка захромала после прогулки. – Он обернулся на стойло, из которого вышел пару секунд назад. – Пока ее угомонил, пока созвонился с ветеринаром, пока ветеринар добрался к нам из Чернокаменска, пока осмотрел бедолажку.
– И что с бедолажкой? – спросила Мирослава, тоже косясь на стойло.
– Все нормально, минутная слабость. – Дядя Митя усмехнулся, порылся в карманах комбинезона, вытащил рафинад. – Вот тебе, иди утешь!
Он высыпал рафинад на Мирославину раскрытую ладонь. Орлик тут же требовательно заржал, из стойла Белоснежки тоже послышалось фырканье.
– На! – Мирослава протянула кусочек рафинада Орлику и снова зажмурилась от щекотных прикосновений его губ.
– Родину за сахар продаст, – проворчал дядя Митя, но не зло, а так… для проформы. – А у тебя как дела? – Он шагнул вслед за Мирославой в стойло к Белоснежке. – Слышал, девочка пропала?
– Лисапета рассказала? – спросила Мирослава, не оборачиваясь. Только одному человеку из своего прошлого она позволяла звать себя по имени, только при нем одном позволяла самой себе фамильярность.
– Прибегала, искала. Так что с девочкой? – В голосе дяди Мити послышалась тревога. – Нашлась хоть?
– Все нормально! – Мирослава потрепала Белоснежку по холке. – Сказать по правде, никуда она и не пропадала. Это маменьке ейной, – она поморщилась, – захотелось урвать у школы денег за то, что недосмотрели за кровиночкой.
– А маменька у кровиночки кто? – спросил дядя Митя. – Из местных?
– Из местных. Галина Свиридова, нынче Гала. Знаешь такую?
– Библиотекарша?
– Она самая.
– А кровиночка, стало быть, тут учится?
– Стало