меня к холодной стене туннеля, и я чувствую, как его твердый член упирается мне в бедро через грубую ткань джинсов. Внутри меня нарастает странное чувство. Похожее на волнение и раздражение одновременно. Я пытаюсь наслаждаться близостью наших тел, но по какой-то нелепой причине думаю лишь о том, какой должно быть грязной является эта гребаная стена, которая наверняка испачкает мне платье.
– Твои губы на вкус, как мед, – хрипло произносит Бартез, и его пугающе красивые глаза темнеют от возбуждения. – Tu n’as aucune idée à quel point je te veux en ce moment.[36]
Я погружаю пальцы в его жесткие кудри, пока он целует мне шею, что-то бормоча на французском, и даже понемногу расслабляюсь. Но это длится недолго. Рука Гаспара соскальзывает на мою задницу, больно сжимая ягодицы, после чего нахально ползет под платье. И в этот момент что-то щелкает в моей голове. Словно кто-то переключил радиостанцию в магнитоле на другую частоту: с лирического блюза на экстремальный дэт-метал.
– Эй! Сбавь скорость, приятель, – требую я, упираясь ладонями в его плечи.
– Приятель? – насмешливо спрашивает Гас.
– Ты слышал, что она сказала, – доносится из-за его спины твердый голос.
Я оборачиваюсь и вижу Чейза, который стоит у входа в туннель, прислонившись плечом к бетонной стене. На его лице нет никаких эмоций, а взгляд устремлен куда-то мимо нас.
– В кабинет тренера, – обращается он к Гаспару. – Сейчас.
Челюсть Бартеза сжимается так, что на шее начинает пульсировать жилка.
– Я не твоя маленькая сучка, Каннинг.
– Почаще повторяй это. Может, и сам поверишь.
– Чейз! – рявкаю я.
– Ангел, – его командный тон немного смягчается, – когда главный тренер вызывает кого-то из нас к себе на ковер, мы не обсуждаем его приказ, мы просто отвечаем: «да, сэр», и тащим свою проблемную задницу в его кабинет. – Он переводит взгляд на Бартеза. – Так что кончай выделываться, кудряшка. И, кстати, не забудь рассказать БигМаку, как сегодня в мой шкафчик попала пачка твоих любимых сигарет.
Я удивленно смотрю на Гаса.
– Ты подбросил ему сигареты?
– Да кого ты слушаешь? – Его голос звучит фальшиво – немного выше, чем обычно.
– Это простой вопрос, Гаспар, – настаиваю я.
– Детка, я ничего ему не подбрасывал, – он нервно смеется, качая головой, словно говоря: «Ты спятила?!».
Охрененно жаль это признавать, но я ему не верю. Языку тела я доверяю больше, чем словам. Три сезона «Теории лжи»[37] и семь – «Менталиста»[38] многому меня научили. Например, тому, что уклонение от прямого ответа, изменение голоса и излишняя эмоциональность – явные признаки лжи.
Парень, да ты просто король разочарований.
– Подожди меня в машине, ладно? – Гас тянется, чтобы снова поцеловать меня, но я уклоняюсь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Я что, похожа на Хатико?
– Прости, красавчик. Не в моих правилах кого-то ждать, – отвечаю