же железной лопаткой. Немного кружится голова. Тающий лёд на ресницах прохладной влагой стекает по щекам, и я чувствую, какие они горячие.
Руки по-прежнему мёрзнут. Пальцы, как первоклассники на линейке, не слушаются, и я растираю пакет ребром ладони, надеясь, что он раскроется. Охранник взглядом даёт понять, что наблюдает за мной. По нему видно, что он пока стоит в стороне, но ещё чуть-чуть, ещё только капельку, и он разорвёт меня в клочья, как бешеный пёс. Только дайте ему повод. Попробуйте. Пока он просто, молча, наблюдает. Наблюдает за тем, как ты мучаешься.
Возможно, охраннику ещё и не нравится мой внешний вид: ободранная куртка, мокрые от снега джинсы. Отсутствие кроссовка на ноге. Проходящий мимо парень в рваных джинсах вытягивает шею, чтобы посмотреть подольше на мой носок. Навскидку, в носке дыр меньше.
Как будто весь ополчившийся на меня мир в лице, (или как сказать?) в образе этого пакета! Я просто хочу купить апельсинов, принести домой. При простуде витамин C будет как нельзя кстати. Но не могу никак открыть ни первый, ни второй, ни третий, чёрт его, пакет, сколько бы ни дёргал этот ролик!
Фууф. Выдохни. Это всего лишь эмоции. Только чувства. Я справлюсь. Я знаю. Я понял это наверняка, когда на холодные руки закапала горячая кровь.
В моё поле зрения втискивается бабушка. Заглядывает мне в лицо. Морщинистое, серое лицо, с белыми волосками на подбородке. Моё.
– Сынок, у тебя кровь идёт, никак? Голову запрокинь, поскользнётся кто, – говорит она и идёт дальше.
Наверное, увидела капли на полу, когда протискивалась сзади меня.
Трогаю нос, но нахожу только насморк. Голова кружится. Яркий свет ламп супермаркета, как в камере для допроса, режет глаз. Облокачиваюсь на лоток, и несколько апельсинов сыплются на пол. А вот и он, Атлант Правопорядка в Магазине. Охранник подходит и берёт меня под руку. Первая мысль – крутануться и заломить руку ему.
– Что ухрюкался, Уася? – карикатурно выдавливает он, – за это придётся заплатить, да. И масочку одевайте, уважаемый.
Пока его мозг тщетно пытался навести тело на мысль, что мне нужна помощь, я пытался разобрать, что тело мне орёт. Отдельные звуки его голоса грохотали громом, некоторые я разбирал по наитию. Пытаясь оглянуться, дабы понять, что я всё-таки разбил, поскальзываюсь на собственной же крови. Нога упирается в лоток
59.90
со свёклой, где только что стояла бабушка. Охранник тянет меня за локоть вверх, не понимая, что мне больно. Поменяв руку, он вытер о мою куртку ладонь. Скотина.
– Фу, пьянь, весь угваздался! – выругался он, ведя меня под руку к кассе. – Галя, посчитай бедолаХе помидоры! Аккуратней, граждане!
Каждая реплика, каждая буква, произнесённая жирным заросшим ртом кретина, сияет напыщенностью. Наверняка, чувствует себя выступающим на сцене ребёнком, за действиями которого все пристально наблюдают. Ещё один переоценённый маленький мальчик.
Всесильный протаскивает меня вперёд очереди, водружает, как приз, перед кассой и удаляется. Покупатели, естественно, начинают возмущаться, а продавщица натягивает маску на нос. Охранник возвращается, ставит на весы пакет помидоров и авоську апельсинов.
– Пробей азербайджанские, – распоряжается он. Я смотрю в пол, но слышу в его голосе улыбку. Я всё понимаю. Руки рыщут по карманам. Протягиваю карту. Забираю авоську. Пакет с помидорами остаётся у кассира.
Выхожу из магазина, оглядываюсь. Стоящие в очереди покупатели глядят на меня с омерзением – ощущаю холод всем телом. Резко колит сердце и я чувствую, как остро мне не хватает тепла. И кроссовка.
Осталось понять, что делать дальше. Телефона в карманах не нашлось, такси не вызвать. Подойдя к мусорке на углу магазина, вытаскиваю из неё пакет, вытряхиваю окурки и банки из-под энергетика, обвязываю его вокруг босой ноги и двигаюсь в сторону дома. Здесь недалеко.
***
Снег большими, мягкими, похожими на маршмеллоу, хлопьями валит на голову. Луны на небе ещё нет, но достаточно светло. Подростки осторожно выглядывают из-за угла, дымя сигаретными точками. На повороте пришлось обходить наваленный у колонны обшарпанного дома мусор. На стене дома написанные краской из баллончика политические лозунги. Я уже и забыл, как выглядят пустынные стылые переулки ранней весны.
Уже и забыл, когда ходил домой пешком. За окном Икстрейла всё кажется иным. Никакого холода, сырости, серости. Музыка, кофе, мягкое кресло. Печка-кондиционер. Никакого напряга. Никакого шума в голове. Можно ехать без шапки, без куртки. Без сомнений, лучше, чем шагать по мокрому асфальту без обуви.
Думаю, меня ограбили. Не в первый, кстати, раз. Помню, лет в восемь на Рождество меня отправили вечером в магазин, и на обратном пути меня ограбили две девушки лет семнадцати. Я так орал, так плакал, такие маты изобретал, которые никто никогда бы не придумал, а эти кобылы ржали и убегали в темноту, покачиваясь на каблуках зимних сапог. Думаю, твари всласть наелись мороженого и печенья на последние триста рублей, что мне дала мама. Помню, я подобрал из снега две бутылки лимонада, выпавшие из разорванного пакета, и, задыхаясь от слёз,