они имеют в виду.
Вот если бы пуля прошла ниже, тогда она вообще бы в меня не попала. И я сжарилась бы в своем чудном летнем платье из тонкой хлопчатобумажной ткани, пока уговаривала бы парня из страховой компании бесплатно заменить стекло в моей машине – пострадало бы, наверное, именно оно. А после я поехала бы к бассейну, намазалась бы солнцезащитным кремом и принялась бы рассказывать каким-нибудь милым смышленым парням о своем приключении. Сказала бы, что ехала по скату автострады, когда по стеклу моей машины ударил брошенный черт знает кем камень. Может, это был вовсе и не камень.
И парни ответили бы:
– Вот это да!
Перенесемся к агенту сыскной полиции, который занимался осмотром моей машины на предмет фрагментов костей, металла и прочих деталей. Он увидел, что я ехала с наполовину открытым окном.
– Окно должно быть или полностью открыто, или закрыто. Трудно сосчитать, сколько автомобилистов на моей памяти лишились в автокатастрофах головы лишь только потому, что ехали с наполовину опущенным окном, – сообщил он, рассматривая фотографии с изображением меня, закрытой до подбородка – вернее, того, что от него осталось, – простыней.
Я не могла не рассмеяться.
Он применил именно это слово: автомобилисты.
Мой рот в таком состоянии, что я могу издавать лишь единственный звук – смех. И я рассмеялась.
Перенесемся в то время, когда фотографии были уже напечатаны. Люди останавливались как остолбенелые и таращили на меня глаза.
Парень, с которым я встречалась, Манус, пришел ко мне в тот вечер. После того, как мне сделали операцию, после того, как остановили кровотечение. Я лежала в отдельной палате. И Манус нарисовался. Манус Келли считался моим женихом. До того момента, пока не увидел, во что я превратилась. Он сидел напротив и рассматривал черно-белые фотографии на глянцевой бумаге, показывающие, что стало с моим лицом. Он вертел каждую из них в руках, поворачивал разными сторонами, прищуривал глаза, словно держал в руках нечто подобное тем картинкам, на которых, если взглянуть мимолетно, изображена красавица, а если присмотреться – старая карга.
Манус воскликнул:
– О господи!
Потом пробормотал:
– Боже милостивый!
Потом:
– О, Иисусе Христе…
Когда состоялось наше первое свидание с Манусом, я все еще жила с предками. Манус показал мне жетон полицейского в бумажнике. А дома у него всегда хранилось оружие. Он был агентом сыскной полиции и весьма успешно боролся с незаконной торговлей спиртным, проституцией и прочими человеческими пороками. Манусу было двадцать пять, а мне восемнадцать. Мы не походили друг на друга почти ни в чем, как май и декабрь, но начали встречаться. Все это – мир, в котором живут люди.
Однажды мы ездили кататься на яхте. На Манусе были плавки фирмы «Спидо», облегающие тело как вторая кожа. Любая женщина, если она не полная дура, поняла бы, с кем имеет дело – по меньшей мере с бисексуалом.
Моя лучшая подруга, Эви Коттрелл,