наряды да дежурства, и рота приступит к ужину. Вон, смотри, первое отделение пошло.
– Да-а-а… уж… – со вздохом произнес Дэвид, смотря за тем, как каждый солдат достает из поясного чехла странной формы небольшой котелок с крышкой и идет к странной повозке с железной печкой и парой котлов. – Не армия, а одно сплошное удивление…
– Это вы еще не видели батальонные или полковые маневры, – со знанием дела отметил Фома. – Такого порядка да слаженности нигде больше не увидеть.
– Кстати, я перед тем, как ехать сюда, пообщался с обывателями из Немецкой слободы. Они все как один говорят, что войска Петра совершенно не похожи на те, какими командует Голицын. Отчего так?
– Так то дело не хитро, – усмехнулся Фома. – Петр Алексеевич все сам выдумывает, а Василий Васильевич только на иноземное равняется. А в каком виде оно до нас доходит? Правильно, перетоптанное да с отставанием. И если во Франции тридцать-сорок лет назад все было налажено по уму и вполне на достойном уровне, то у Василия сейчас выходит вкривь да вкось и с сильным отставанием. Государь про то не раз говорил да на примерах разбирал, дескать, подражать лучшим образцам глупо, на них нужно учиться и делать свое, да не по образцу, а внося все возможные улучшения да правки с замечаниями. И тот, кто лишь подражает, всегда отстает от того, кто сам выковывает собственное будущее.
– Оу… – удивился Дэвид. – Но ведь Петру Алексеевичу всего пятнадцать лет. Откуда он такое мог измыслить или узнать? Может, его научил кто?
– Ходят слухи, что лет пять назад его посещал сам апостол Петр – его небесный покровитель. Вон он его уму-разуму и научил. Но о том Государю не сказывайте. Не любит он этот вопрос обсуждать. Злится. Поговаривают, что сразу после того у него долгий разговор с патриархом был. Вымучил он его невероятно. С тех пор старается пресекать такие речи.
– А что патриарх? – заинтересованно спросил шотландец. – Неужели просто ушел и оставил все в покое? Наши бы клирики не отстали.
– Никто не знает, о чем они там говорили, да только с тех пор Владыко сидит тише воды и ниже травы, стараясь с Петром Алексеевичем не ругаться. Но и не помогает особенно. Хотя на дорогу денег дал, после того, как узнал, что ее от Москвы до Троицкого монастыря поведут, да не просто для богомолья, а и дело собираются там поставить – мануфактуру лесопильную под прикрытием монахов да с отчислением им небольшой доли. Оживился сразу.
– Что же там за лесопильная мануфактура, что монахи так оживились?
– Петр Алексеевич выдумал махину такую, чтобы за один проход бревно на доски разбирало. И сушильный сарай толком устроил, да не простой, а с подогревом. Так что уже второй год пошел, как лучшие доски и брусья во всей России там делают, причем очень много. Монастырь, что первоначально кривил нос от отступления им половины единого процента, ныне доволен и не ропщет. Ведь весьма немало досок и брусков выходит. Да и сам Государь на той мануфактуре денег заработал изрядно. Поменьше, чем на тканях, но для потех его вполне хватает.
– Потех? –