чтобы она ходила к мессе каждую неделю, – сказала Андзя.
Я обещала маме, что часть своего жалованья буду отдавать сестрам за еду. И что даже больше буду отсылать домой, чтобы мама смогла нанять еще одного помощника. Или купить больше кур, если захочет.
– Это ведь будет неплохая помощь, правда, мама? – улыбнулась Марыся.
– Но, Фуся, как же быть со школой? – волновалась мама.
Я разгладила складки платья.
– Перемышль будет моей школой, мама.
На этот раз она села в почтовую карету без меня.
В свой первый трудовой день я вприпрыжку отправилась в лавку Диамантов, успев по дороге спугнуть прохаживавшихся по тротуару голубей, сунуть нос в узкие проулочки между домами, полюбоваться на витрину фотоателье и поиграть с бездомной кошкой. Звон колоколов рвался ввысь – в бездонное, пронзительно голубое небо.
Я распахнула дверь в магазин, и навстречу мне звякнул теперь уже гораздо меньшего размера колокольчик. Женщина, уютно устроившаяся позади прилавка, подняла на меня глаза. В воздухе стоял запах свежего хлеба, яблок, оберточной бумаги, шпагата, а на полках за стеклом тянулись бесконечные ряды шоколадок в обертках. Пока я стояла, раскачиваясь на носках, посреди этого великолепия, женщина оглядела меня с головы до ног. Ее обширный зад свисал по бокам стула, на котором она сидела.
– Ну что ж, – произнесла она, – посмотрим, что принесло мне сегодня солнышко. Ты ведь девочка Подгорских? Как тебя зовут, ketzele[2]?
– Стефания, – с наслаждением произнесла я свое полное имя.
– А я пани Диамант. Стефания, ты умеешь читать?
– Да, пани Диамант.
– А писать?
Я кивнула. Наша ферма была не в такой уж глуши.
– Хорошо. Отлично. Тогда, будь добра, посчитай товары у меня на полках.
Я сложила в угол за прилавком пальто и принесенный из дома бутерброд с сыром, и пани Диамант вручила мне лист бумаги, прикрепленный к дощечке с болтающимся на шнурке огрызком карандаша. Каблуки моих туфель звонко цокали по скрипящим половицам, это звучало очень по-взрослому и заставило меня улыбнуться. Я составляла опись крупными ровными строчками. Пани Диамант заполняла колонками цифр страницы своей тетради, одновременно наблюдая за мной, и, когда я отодвинула в сторону бутылку содовой, на меня из-за полок уставились два карих глаза.
– Ты всегда поёшь, когда считаешь? – спросил мальчишеский голос.
Я прижала дощечку к груди и залилась краской. Я, оказывается, пела. Как маленькая.
Я и была маленькая девочка. Просто не догадывалась об этом тогда.
Глаза между бутылками с водой насмешливо сощурились и исчезли. А потом они уже оказались над полками, разглядывая меня сверху. Высокий подросток, еще по-мальчишечьи худой, с копной спутанных черных курчавых волос, нависающих над дугами темных бровей. Он улыбался.
– Ты уж теперь не останавливайся, – сказал он. – Ты мое утреннее развлечение. Как тебя зовут?
– Стефания.
Он