произнес он, и я узнала его. Это был Изя. Я бросилась к нему и обвила руками его шею.
Он был обрит наголо и весь покрыт пылью и грязью. Казалось, от него остался один скелет. Всего за четыре недели он постарел лет на тридцать, и я не могла себе представить, что от человеческого существа может исходить такой ужасный запах. И все-таки это был Изя.
– Фуся, – повторил он и отодвинулся, чтобы посмотреть на меня, – этот человек сказал, что я… стал отцом…
Я понимала его удивление, новость противоречила всем законам физиологии. Объяснив свою выдумку, я дала ему поесть. Мы присели на стулья, и я смотрела, с какой жадностью он проглотил мой бутерброд. Во всей его фигуре чувствовались напряжение, тревога. У него дрожали руки.
– У тебя нет с собой воды? – спросил Изя. У меня не было. Потом он прошептал: – Вытащи меня отсюда.
Я открыла рот и тут же закрыла. Он взял мои руки в свои.
– Ты должна вытащить меня отсюда! Я не могу здесь оставаться… Они меня убьют. Нас всех. Каждого из нас. Понимаешь?
Я не понимала. Он прикрыл глаза. Истончившаяся кожа обтягивала его череп.
– Вытащи меня отсюда, Фуся. Пожалуйста. Пожалуйста.
Что-то внутри меня сломалось. Думаю, это разбилось мое сердце. Но разбитые сердца не помогают нам выжить, тут нужна воля.
– Скажи, что мне сделать, – сказала я.
Обратная дорога до Перемышля была намного короче, чем путь во Львов. По крайней мере, так мне показалось. Я все время думала.
– Они собираются убить всех евреев, – говорил Изя, – и всех коммунистов, цыган. Но прежде всего, евреев.
«Убить нас, убить нас, убить нас», – пыхтел паровоз. Я закрыла глаза и старалась не слушать.
– Они знают, что ты все равно умрешь, и забавляются. Играют с тобой, как с игрушкой. Бьют и морят голодом. Унижают. Пытают. Они расстреливают людей в лесу, а потом измельчают их кости, чтобы их нельзя было найти. У них есть оркестр, в нем играют одни заключенные, и они заставляют их сочинять специальные песни для каждой казни, для каждого избиения…
«Убить нас», – лязгали колеса на стыках.
– Это не что-то случайное. У них есть план. Это то, чего они хотят…
Как тот эсэсовец в гетто.
Изя рассказал, что охрана часто выполняла свои обязанности спустя рукава. Что на ночь с заключенных снимали цепи. И что если он сбежит вечером после работы, его, скорее всего, не хватятся до вечерней раздачи баланды. Ему нужны чистая одежда, мыло, туфли и очки. Билет на поезд. Я могла бы пройти к нему так же, как сегодня. Спрятать одежду под кустом рядом с офицерской уборной и выйти с ним из лагеря, когда он переоденется, а потом вместе с ним дождаться поезда на платформе. Никто не обратит на него внимания, поскольку на нем не будет лагерной одежды, тем более что он будет со мной. Мы сможем спрятаться в Перемышле, а потом, может быть, даже сумеем добраться до России.
– Помоги мне, Фуся, – говорил он, и по лицу его текли слезы.
Я распродала все, что у меня оставалось: что еще можно было сделать? Я покупала вещи у скупщика