было другого способа?
Хари, однако, остался со мной. Не думаю, что я особенно ему приглянулся; кажется, он считал, что в долгу у меня, и поэтому возвращался, заговаривая со мной, не позволяя опустить руки.
Именно Хари твердил, что не надо разыгрывать навязанный Чандрой гамбит вины, напоминал, что именно упрямство Чандры заварило кашу. Произнесенная в лазарете речь Администратора, говорил он, не больше чем попытка слабака избежать ответственности за свои поступки. Может, так оно и было, только фактов это не меняло.
Я даже не пытался поступить иначе. Даже не подумал, что это возможно.
Быть может, постаравшись, я смог бы спасти свою мечту, не убивая мечты Боллинджера. Я рухнул в мир по Хари Майклсону. Обратился к насилию, устроил бойню, потому что так было легче – проще и эффективнее.
Веселее.
Такую цену за свою мечту я не мог платить. Я продолжал учиться по инерции. Никому не сказав, даже Хари, я принял решение. Я брошу актерское ремесло. Плюну на Надземный мир. Позволю умереть мечте о магии. Боллинджеру это не поможет, конечно. Зато я хоть буду спать спокойно.
Достаточно просрать экзамены, и больше выбора не будет. Пересдачи не существует. Если проваливаешься перед Выпускным советом, тебя просто отправляют домой.
В ночь перед экзаменами Хари Майклсон снова спас мне жизнь.
Мы сидели в моей комнате за литровой бутылью рецины и говорили о карьере. В Консерватории принято, чтобы друзья студента посидели с ним в ночь перед экзаменом. Вы все равно слишком нервничаете, чтобы спать, и вам нужны друзья, чтобы составить вам компанию.
Кроме Хари, друзей у меня не осталось.
Когда придет его черед устраивать ночное бдение – в следующем семестре, у него в комнате набьется столько доброжелателей, что будет не протиснуться. В тот вечер мы сидели вдвоем по берегам лужи бледно-желтого света, разлитой настольной лампой, пили кислое, отдающее смолой вино и разговаривали вполголоса – все больше о нем, потому что, если бы речь зашла обо мне, я не смог бы ни говорить, ни слушать.
– Да ну, Крис, – пробормотал он, слегка запинаясь, и осушил последний стакан. – Думаешь, у меня правда прокатит?
– Хари, – серьезно ответил я, – ты уже звезда. Глянь, как все на тебя смотрят. Любой знает, что ты далеко пойдешь. Ты словно из фильма про самураев вышел или там про пиратов. Актерская индустрия всегда ищет чего-нибудь новенького… и даже этого мало. Что бы это ни было, у тебя оно есть. То, что делает звезду. Я это вижу. И ты видишь. Ну прикинь, как ты, не знаю, ожил, что ли, когда на тебя начали обращать внимание. Черт, если бы я тебя похуже знал, то решил бы, что ты счастлив.
Он улыбнулся донышку пустого стакана, глядя куда-то в далекое будущее.
– И кем мы, по-твоему, будем через двадцать лет? Звездами мировой Сети? Журналы, посвященные нашей сексуальной жизни, и все такое?
Я пожал плечами:
– Ты – может быть, если доживешь. Я? Думаю, я стану вице-президентом чего-нибудь в Мальмё, в семейной индустрии.
Слова