проход, со всех сторон окруженный каменными стенами, неприятно напоминал те времена, когда он, сопливый пятнадцатилетний пацан, прятался в узких переходах метро после ядерного удара.
Вспоминать такое было тяжко. Сразу очень остро приходило понимание, что, если бы Том тогда каким-то чудом не нашел его среди сотен других испуганных, истощенных людей, то Ченни явно долго не протянул бы.
Даже несмотря на его, уже тогда начавшее проклевываться, чутье.
А, может, и благодаря этому.
Потому что мутантов не любили. И убивали.
Но у всех, кого убили, мутации были явные. У кого-то начинали расти зубы, с бешеной скоростью превращаясь в клыки. У других гноилась и кусками отваливалась кожа. А на месте язв отрастало хер поймешь, что: то ли чешуя, то ли шерсть, то ли все вместе.
Тогда, в первые годы после катастрофы, люди еще не понимали, что их мира уже нет, и все надеялись, что вот-вот, еще немного – и все наладится. Что придет президент, и армия, и полиция, и… Ну должен же хоть кто-то прийти спасать их задницы? Они ведь платят налоги!
А пока надо уничтожать угрозу, устранять всех зараженных, всех больных, всех сошедших с ума.
Ченни тогда хватило мозгов не светиться.
Сидеть тихо, говорить мало, палить ситуацию.
И ждать.
Вот только он не мог понять, чего ждать. Он, в отличие от других, в спасение не верил.
Жизнь с Томом после смерти родителей приучила к реальному взгляду на вещи. Это очень помогло потом, в приемной семье, куда его определили после того, как Том сел.
И помогало всегда.
Мозгом он понимал, что ждать нечего. Но вот недавно зашевелившаяся внутри чуйка говорила другое. И он поверил.
И не зря, как оказалось.
Потому что Том, неубиваемый сукин кот, смог выжить и выбраться из той жопы, куда залез до этого.
И смог найти его, Ченни.
Хотя, с некоторых пор Ченни усиленно размышлял о том, каким образом брат пришел точно в то место, где был он?
Нью-Йорк большой, подземка еще больше, народу там тогда пряталось немерено.
Чуйка настойчиво стучала в мозг, радостно повизгивая и кивая на себя, любимую.
Но Ченни старательно прятал мысли о том, что это он, не осознавая, мог привести старшего к себе. Думать о таком было страшновато.
Он и до этого подозревал, что знает далеко не все свои способности. Только те, что на поверхности, те, что нужны для выживания.
И хер его знает, что в нем вылезет в критический момент. Может, он и взглядом сможет поджигать, как та девка из книги Кинга?
Это было бы неплохо.
Но все равно пи**цки страшно.
С братом он, понятное дело, ничем таким не делился. У того и так иногда глаза на лоб лезли, когда Ченни что-то отмачивал.
Например, как в тот раз, с Лисой.
Том ведь просек, что это Ченни ее успокоил и боль убрал. И на нужный лад настроил.
В голове мелькнули возбуждающие картинки проведенных в постели с девчонкой суток.
Ченни даже облизнулся, словно ее вкус все еще был на губах.
Сладкая, какая сладкая!
Так