осталось лишь две бабы, они сидели на скамье, грубой, некрашеной, принесенной снаружи, со двора – к ножкам ее прилипли комья грязи. Бабы посмотрели на Никифорова, но ничего не сказали. Что делать? Подойти? Как-то неловко. Впрочем, почему? Василь его представил, значит, не совсем чужой. Никифоров потоптался у гроба, потом все же решил выйти.
Во дворе он огляделся, ища нужное место – подпирало. Подальше росли вишни, низкорослые, но пышненькие, да жимолость. Он обогнул церковь. Невысокий домик. Поповский, наверное. Дали бы тут жилье, все лучше. Окна мутные от пыли, может, и третьегодней, на двери замок, большой и рыжий. Пришлось обойти и домик.
Он угадал – дощатый, чуть покосившийся нужник стоял в зарослях сирени. Внутри стало ясно – давненько сюда не ступала нога человека.
Мир сразу стал просторнее, веселей. Теперь уже не спеша он обошел весь двор, заглядывая в каждый уголок, просто так, от избытка сил. Сараи, конюшни, колодец со скрипучим воротом и ведром на длинной цепи, колокольня, высокая, с громоотводом вместо креста. Он прикинул на глаз – метров пятнадцать. Дверь, ведущая внутрь, оказалась приоткрытой. Он заглянул. Пахло много крепче, чем в нужнике. Вот куда народ ходит… Самому бы не наступить ненароком. Оружие пролетариата не булыжник, а совсем, совсем другое.
Осторожно, выбирая место, он поднялся по лестнице. Через два пролета стало чисто, ветер, простор. Еще выше – просто дух наружу рвется. Колоколов не было, давно ушли на нужды народного хозяйства.
Никифоров осмотрелся на все четыре стороны. Темная Роща, по которой он шел, село, виноградники, отсюда они представлялись аккуратными, вычерченными, чистая геометрия, речка, неширокая, но синяя, много чего видно. Никифоров даже распознал «Дом с Петухами», а виноградник за домом был и впрямь особенным, не такого цвета, как остальные, зелень отдавала сталью. Не весь виноградник, часть, вроде пятна. Наверное, тот самый новый сорт.
Голова нисколько не кружилась.
Спускаясь, он подумал вдруг о других колокольнях, видневшихся в самой уж дали, в дымке, удалось разглядеть шесть таких. И на каждой свой Никифоров, ударник учебы на практике.
А приятно-таки вновь оказаться на земле. Каково воздухоплавателям, часами парящим над облаками?
Он вернулся в церковь. В клуб, в клуб, в клуб, – Никифоров повторял и повторял, вдалбливая в себя место назначения. Как в первый день запомнится, так и останется навсегда.
Он независимо прошел через зал, в каморке своей полез было за сухарями, но тут в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел пацаненок, лет десять ему, или двенадцать.
– Поснидать принес, – не очень-то приветливо сказал тот, ставя на тумбочку узел – увесистый, однако. Никифоров развязал. Оказалось – крынка щей, вареная молодая, со сливу, картошка, кус сала с толстыми, в палец, прожилками мяса, лук и хлеб, больше фунта.
– Я вечером приберу посуду, когда ужин принесу, – сказал малец и исчез, ушел, неслышно притворив дверь. Джинн из арабской сказки. Скатерть cамобранка.