он согласился мне помочь – чтобы история семьи не ушла в небытие.
В течение последующих месяцев каждую пятницу я прилетала к нему последним вечерним рейсом, сидела в его маленькой кухне за белым столом 1950-х годов и погружалась в увлекательные воспоминания. Было чувство, что мой живой интерес пробуждает в дедушке все большую потребность рассказать о людях и событиях, оставшихся лишь в воспоминаних.
Но и я могла поделиться находками. В доме не было компьютера, и он не представлял себе, как искать старые газетные публикации или прослеживать судьбы людей, с которыми общался десятки лет назад. Я приезжала, нагруженная материалами: статьями о его отце, книгами, в которых упоминались старые клиенты, воспоминаниями тех, кто работал на семейную фирму. Мне даже удалось найти старейших сотрудников Cartier в Лондоне. Некоторые, уже отметившие 90-летие, не хотели вспоминать и общаться с бывшими коллегами. Однако обмен новостями и приветствиями с дедушкой – через меня – был приятен обеим сторонам.
Так что и я помогла расширить воспоминания. «Я так рад, что в семье есть историк», – говорил он, хотя я не думала о себе в таком ключе. После изучения литературы в Оксфорде я работала финансовым аналитиком в секторе розничной торговли. Напряженные рабочие дни в Сити[3] не способствовали личной жизни, но научили анализировать факторы успеха компании. Одно дело – производить товары высокого уровня, но совершенно другое – создать международный бренд.
Мое путешествие в прошлое началось с сундука писем и глубочайшего восхищения дедушкой. Затем захотелось понять, как предкам удалось превратить маленький семейный бизнес в ведущую ювелирную компанию. И зачем они ее продали.
Разговаривая с дедушкой, я все глубже погружалась в детали и наконец смогла выстроить картину столетнего развития семейной фирмы. Он показал хронологическую таблицу, которую начертил его отец, – чтобы мальчик с детства изучал семейную историю. Рассказал, как прадед выжил во время Французской революции, а дед гениально разбирался в драгоценных камнях; поведал о том, как отец и дяди смогли вывезти французскую роскошь за моря задолго до эры глобализации. Но самым интересным было его путешествие по собственной жизни. Вместо добрейшего дедушки, к которому мы привыкли, я видела маленького мальчика, ждущего сказки на ночь; затем – храброго солдата; позже – молодого человека, оплакивающего утрату отца. Я зримо представляла взволнованного босса, которому пришлось возглавить бизнес до того, как он почувствовал себя готовым к этому.
Находка сундука с письмами и запись мемуаров деда стали определяющими моментами моей жизни; но это было лишь начало. Да, я не подвергала сомнениям его версию событий, но понимала, что человеческая память избирательна, субъективна. Письма из сундука рассказали лишь часть истории. Поэтому я стала искать источники по всему миру, заглянула под каждый камень, нашла неожиданные факты. И в результате пересмотрела понимание семейной истории,