треск, и голос Озенфанта произнес резко:
– У вас остается десять секунд, чтобы покинуть помещение, купол вот-вот запечатают, его больше не откроют, у вас остается семь секунд.
Она снова рассмеялась; ее смех звучал прямо у его уха.
– Ты что, досадуешь, что некому будет больше читать, Тоу? Но я расправила крылья, полечу, куда захочу, а тебе со мною нельзя: взметнусь на пламени кудрей и, словно воздух, пожру людей.
– Ее челюсти вот-вот закроются, – проговорил Озенфант. – Слушайте, вы меня не любите, но я даю вам пять дополнительных секунд, пять секунд сверх положенного. Отсчет пошел.
Послышалось слабое шипение, и изо рта рванулось такое облако пара, что Ланарк с воплем отдернул голову.
– Ты еще здесь? – спросила она.
– Да, я здесь.
– Но я тебя убью.
– Пусть.
– Я не хочу тебя убивать.
Снизу проникла сквозь ледяной металл теплая волна; клюв захлопнулся с треском, похожим на пистолетный выстрел. Треск повторился, потом раздался щелчок. Пар начал рассеиваться, но Ланарк не сразу разглядел клюв, потому что голова отвалилась. Между плечами зияла черная дыра, из которой исходил слабо светившийся поток. Это были волосы. С новым щелчком лопнула грудная клетка. Ланарк свалился на крыло и прислушивался к грохоту, какой могли бы издавать катившиеся вниз по лестнице ведра и котлы. Серебряное тело, конечности трескались и распадались на куски, усеивая пол причудливыми металлическими обломками.
Нагая девушка с плачем съежилась посреди камеры, ладонями растирая щеки. Она была высокая и светловолосая, но это была Рима, потому что она кивнула Ланарку и сказала:
– Нужно было тебе тогда взять куртку. Я не хотела, чтобы ты простыл.
Раздался треск, и голос Озенфанта произнес:
– Что происходит? Что происходит? Без экрана я ничего не вижу.
Ланарк был слишком ошеломлен, чтобы о чем-нибудь думать или испытывать какие-нибудь чувства: он просто смотрел на нее разинув рот и вытаращив глаза. Кожа Римы казалась влажной; она дрожала, обняв свои колени. Ланарк стянул с себя халат и вязаную кофту, откинул в сторону несколько обломков брони и пробрался к Риме.
– Надень-ка лучше вот это.
– Пожалуйста, накинь это на меня.
– Прекратите шептаться! – рявкнул Озенфант. – Я желаю знать, что произошло!
– Думаю, с нами все в порядке, – отозвался Ланарк.
После недолгой паузы Озенфант проговорил без выражения:
– Что касается вас двоих, я умываю руки.
Ланарк накинул одежду на плечи Риме и, обняв ее за талию, сел рядом. Она склонила голову ему на плечо и сонно заметила:
– Вид у тебя, Ланарк, словно только что из битвы.
– Скоро я приду в себя.
– Не знаю, прощу ли я тебя когда-нибудь за то, что ты сломал мои крылья. Конечно, хорошо снова стать человеком, но они были такие красивые.
Она как будто заснула, а он впал в оцепенение.
Потом она поцеловала его в ухо и пробормотала:
– Не попробовать