p>Перед обедом всех детей собрали в зале. Одних фотограф поставил в ряд, а других на скамеечку усадил. Ульку с краю примостили. Улька заметила, что самых маленьких ростом всегда напоследок оставляют и потом не знают, куда деть.
Фотограф сказал:
– На счёт «три» все смотрим на меня. Не двигаемся и не моргаем! Главное – не моргаем!
К слову «главное» Улька относилась крайне серьёзно. Поэтому после «три» она всё сделала по инструкции. Глаза широко раскрыла, чтобы не моргнуть. И застыла намертво, даже дышать перестала. Тоже чтобы не моргнуть. «Не время расслабляться», – думала Улька, восхищаясь своим характером.
– Прекрасненько, – сказал фотограф. – Только ты вот, девочка, зря паясничаешь. Я к вам не в игрушки пришёл играть. Да, вот ты, с белкой.
После чего сложил фотоаппарат и большой белый зонтик. И ушёл. «И чего он рассердился?» – удивилась Улька.
Через несколько дней воспитательница отдала родителям фотографии. Мама снимок стала разглядывать и говорит:
– А что у тебя с лицом?
Улька тоже посмотрела на снимок. А там все дети как дети. Кто рожки ставит, кто куклой размахивает. Кто отвернулся, кто реветь собрался. А Улька одна стоит с краю. По струнке вытянулась, лицо серьёзное. А глаза большие-большие, круглые-круглые. Ну прямо огромные. Словно она что-то ужасно страшное увидела.
Улька не придумала, что ответить по поводу фотографии. Только сказала:
– Платье это, с белкой вашей глупой, никогда больше не надену.
Ноябрь
Мел
Был в детском саду такой угол. Таинственный и необыкновенный.
В угол отправляли непослушных детей. Отправляли ненадолго, но, как считали воспитатели, эффективно.
Самое замечательное в углу было – дырка в стене. Дырку все ковыряли. Дырка образовалась ого-го какая.
Воспитатели про дырку в стене не знали.
Сначала, конечно, в углу стоять никто не хотел. В угол отправлялись с тоской в сердце, как в ссылку. Но потом Алёша Арбузов случайно ковырнул стену и от неё откололся кусок краски. Краску Алёша положил в карман, а образовавшуюся дырку потрогал пальцем. На пальце остался мел, который Алёша от скуки попробовал на вкус.
В этот день Алёша ел манную кашу, булку с маслом и молочный кисель. Все блюда были нелюбимые и ненавистные, и Алёша поклялся никогда больше не есть.
Алёша лизнул мел и вернул себе аппетит. Мел был вкусным, как всё запретное. Алёша вспомнил, что не вся еда терзает детей. И подумал, что только то, что нельзя, вкусно. Леденцы и мороженое, шоколад и газировка, мамино пирожное «Павлова» и папина а-ра-би-ка. Последнее попробовать пока не удавалось, но Алёша был уверен: а-ра-би-ка должна быть дивного вкуса. Недаром, когда папа её выпивал, у него улучшалось настроение и он начинал напевать песню «Хоутэл Калифорния».
И вот мел. Из стены. За такое по голове не погладят. Значит, можно есть. Алёша поковырял дырку ещё.
Когда Алёша вернулся из угла, он сообщил ребятам:
– Постоял в углу. Отлично провёл время. Кое-что добыл.
И вытащил из кармана увесистый кусок краски. В воздух взметнулась белая пыль. Роскошно запахло непослушанием. Краска засияла, как таинственный камень. Алёша грызнул мел с обратной стороны куска, прожевал и стал напевать «Хоутэл Калифорния». В угол захотелось всем.
С тех пор поведение в детском саду стало резко ухудшаться. Дисциплину нарушали увлечённо и с вдохновением. Творожные запеканки оставались надкусанными, но недоеденными, игры сопровождались криками, визгами и даже драчками, а сборы на прогулку стали занимать целый час. Пока Витя Пряников путался в колготках, а Катя Ложкина надевала задом наперёд куртку, Митя Ягодкин раздевался до трусов и майки и заталкивал одежду под шкафчик.
Возвращаясь из угла, говорили:
– Мелу наковырял с целую чайную ложку!
– Врёшь!
– Да говорю вам! Может, даже со столовую.
И мел выгребался из кармана. Остальные завистливо вздыхали. Их карманы были скучно чисты.
Или:
– Сегодня мела отколол целый кусок!
– Покажи!
– А я его съел! На обед суп не буду.
– И в угол снова пойдёшь.
– И снова мела наемся!
И вид человек принимал равнодушный и немного задумчивый. Остальные завистливо вздыхали. Митя Ягодкин бежал раздеваться до трусов и майки и заталкивать одежду под шкафчик.
С каждым днём детский сад штормило всё больше. То тут, то там раздавалось протяжное «Хоутэл Калифорния». Обладатели слуха и голоса исполняли песню красиво; те, кому медведь на ухо наступил, фальшиво подвывали. Слова песни мало кто знал. Воспитательницы хватались за голову и уши и снова вели виновников непослушания в угол.
Тайну меловой дыры в группе хранили. Потому