и Кравчик топали в одной шеренге.
– День будет ясный, – слышалось впереди. – Сколько металлолома впустую пропадает…
– Тихо! Разговорчики! – крикнул с тягучим эстонским акцентом конвоир в метре от Постникова.
Справа по обочине, не приминая траву, беззвучно проплыла приземистая черная машина непривычных очертаний. Она плоско стелилась над землей, как НЛО, георгины и деревянные изгороди отражались в ее изломанных зеркально-черных боках.
– Бэтмобиль! – потрясенно вымолвил Кравчик и прибавил кое-какое ругательное слово.
В ответ ему сладостно зазвучала скрипка и глубокий и хрипловатый женский голос запел:
Я крылья хочу за спиною
И перелететь белый свет
К тому, кто меня молодою
Покинул на юности лет!
Музыка летела из бэтмобиля. Колонна заозиралась, но песню обрубило на полуслове, и снова стало тихо.
Кравчик угодил в самую точку. Машина была вылитый болид героя Готэм-сити. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки, стал виден открытый люк в черной крыше. Из этого отверстия взвился, как черт из табакерки, темный комок, раскрылся на лету и повис над землей, поблескивая стрекозиными бликами винтов. Это был дрон с дистанционным управлением. Он шатнулся вверх-вниз, разминая крылья, и с жужжанием резво понесся вверх и наискось от дороги, в одну секунду превратился в точку меньше мухи и растворился в солнечном потоке, полностью пропав из виду.
– Я понял! – зашептал Постникову Кравчик, – Так вот зачем им понадобилась колонна с гражданским. Это страховка! Они используют нас как щит – чтобы наши не обстреляли. Вот ведь свинство какое!
– И что будет потом?
– А кто знает. Может, в концлагерь отвезут. С кого-то ведь надо начинать, – ответили ему сзади.
– Что такое? Примолкли там! – рычал сержант.
Дрон с необычайной живостью носился над лугами, пропадал в синеве и вываливался обратно, пересекая дорогу, словно сокол на царской охоте. Несмотря на солнечное утро, в поле оказалось зябко, студеный ветер проедал до костей. На дороге была слышна трель жаворонка, которую приносило ветром из полей.
– Осенью куда тише поют – совсем не то, что по весне. Да и с какой радости надрываться, если собрался черт знает в какие края, – сказал Кравчик.
Дорога тянулась бесконечно. Постников незаметно задремал на ходу, наступил сослепу на чужую пятку и едва не пропахал носом пыль, но устоял и только выругался, ухватившись за чей-то лацкан.
– Ба!.. – обрадовался сержант. – Москаль?! Да это живой москаль! А ну-ка, идить до мене, пан москалик…
Постников сию же минуту понял очень хорошо, что именно чувствовали евреи на улицах Берлина и Варшавы сотню лет тому назад.
– Що, не розумиешь? Брехня – понимаешь ты все. Твоя страна, козел, всему миру поперек горла встала. Ты мне, тварюга, за все отчитаешься теперь – и за Севастополь тоже!
Постникова обожгла невыносимая