появились особисты, никто не заметил. Прикатили на «Виллисе» и двух грузовиках. Выскочили, рассредоточились, в руках на изготовку ППШ. Быстро и ловко оттеснили кавказцев от прочих – и кавказцы сразу затихли. И тогда из «Виллиса» вышел главный, по виду тоже кавказец, лет сорока пяти. Высокий, в ремнях, лицо черное, мятое. Прошел мимо нас, глянул мельком – запавшие глаза горели, как два уголька. И от взгляда его стало жутко, хоть бояться нам было нечего, мы ведь в бузе не участвовали.
Остановился неподалеку, рядом встали два автоматчика. И все замерли, безоружные, вооруженные, армейские и флотские, не издавая ни звука. Только чайки кричали изредка да билось в причалы море.
– Нехорошо, – сказал кавказец, медленно подбирая слова. – Очень нехорошо, товарищи… Родина доверила вам оружие. Доверила честь… защищать город… славы нашего народа. А вы… не оправдали доверия.
Стало еще тише, хотя тише, казалось, и быть не могло. Вскинув голову в фуражке с синим верхом, кавказец резко спросил:
– Кто не хочет в Крым? Пусть выйдет из строя. Он не поедет.
И сразу же взгляды устремились на лейтенанта, похожего на нашего Старовольского. Тот сделался бледнее смерти, было видно, как не хочется ему выходить. Но он вышел. Особист прокричал ему что-то на своем языке. Тот ответил. Кавказец опять закричал, громче прежнего, и тот ему снова ответил – хоть и без крика, но так, чтобы слышали и поняли все – если, конечно, знали язык. Особист покачал головой и что-то пробормотал. Потом спросил опять:
– Кто еще не хочет?
Медленно, с опаской вышел невысокий сержант, за ним, уже быстрее, сразу четверо красноармейцев. Особист-кавказец кивнул автоматчикам, и те стремительно завернули лейтенанту с сержантом руки за спину. Стали хватать и других, но кавказец распорядился:
– Остальных оставить, не будем ослаблять боеспособность подразделения.
А потом лейтенанта с сержантом отвели к бетонной стенке, и кавказец, не сходя с места, отчетливо произнес:
– По шкурникам, трусам и паникерам…
У сержанта и лейтенанта распахнулись от ужаса рты. Я невольно зажмурил глаза, и, уверен, не я один. Так вот оно как бывает…
Пауза тянулась вечность – пока всё тот же голос не сказал: «Отставить. Увести подлецов».
Лейтенанта и сержанта, подталкивая прикладами, загнали в кузов грузовика. Держа под прицелом, посадили на голые доски. Закрыли задний борт, щелкнули железными крюками. Теперь виднелись лишь две головы, но глядели оба, лейтенант и сержант, не на своих сослуживцев, а в сторону. Возможно, и вовсе никуда не глядели.
Кавказец обвел всех взглядом, нас зачем-то тоже, и усталым голосом спросил:
– Ну, кто еще не хочет защищать Севастополь?
Потом, обернувшись к капитану корабля и начальнику причала, бросил:
– Инцидент исчерпан. Продолжайте погрузку.
И только после этого обратился к комбату, ротным, комиссару и политрукам кавказцев, которые