для меня. Там каждый старался подержать меня в руках, потому что, согласитесь, ведь это большая честь. Все радовались, что я еще не умер, и пели: «Жив, жив Курилка». Я очень люблю такое внимание. Меня потчевали яблоками, конфетами, вареньем, но я ничего этого не ел, потому что не хотел, я только курил дорогие, хорошие сигары – пуф, пуф, пуфф, и все восхищались моим курением.
– Какой там болтун мне спать не дает? – сказала глиняная уточка. – Я целый день свищу, хоть бы вечером мне дали уснуть немного. Какая-то дрянная лучинка прилетела и шумит, как не знаю что.
– Сударыня! Позвольте вам заметить, что я вовсе не лучинка. Так как вы простая глиняная утка, то и не можете меня оценить. Я никогда не был лучинкою. У меня дедушка был Курилка, бабушка – Курилка, и сам я настоящий Курилка, граф Курилка. Вот как!
– Послушайте, граф Курилка, – сказала кукла, у ног которой на полу лежал Курилка. – Вы всех нас крепко обязали бы, если б немножко помолчали.
– Ах, мадемуазель! Прошу тысячу извинений, что не заметил вас тотчас же. Но вы просто меня ослепили! Такой прекрасной дамы я еще не видывал. Вы, вероятно, были в большой зале; там все барышни носили меня на руках, но ни у одной нет такой прекрасной лайковой ручки, как у вас. Я лежу у ваших ног, неужели вы не тронетесь этим и не отдадите мне вашей руки? Вы не смотрите, что на мне нет ботинок. Я обут по моде, ведь у меня ножки тоненьки, душа коротенька. Раз я пошел купить себе ваксы для лайковых сапожек в самый лучший магазин. «Почем, – говорю, – стоит банка лучшей ваксы-стираксы, просите дороже, потому что я сам богач». – «Две копейки с гривной». – «Это дешево. Отрежьте мне на полтинку одну половинку». – «С большим бы удовольствием, – говорят, – но у нас теперь нет от-резалок, все вышли»…
Но никто уже не слушал Курилку. Все зажали уши и, кто как мог, крепко спали, а он говорил, говорил, бормотал, бормотал и, наконец, сам заснул.
В полночь все игрушки проснулись, потому что они играют в самих себя только тогда, когда все в доме спят.
– Кукуреку! – закричал картонный петух.
Барабан пробил зорю. Уточка начала пищать. Труба затрубила, и фарфоровый попугай сказал: «Bonjour, papa!» Кошка сказала: «Давайте петь, меня никто не продувал уже третий день, и у меня животик засорился»; она начала прыгать и кричать: мя, мя, мя!..
– Ах, это отлично, – вскричал Курилка и вскочил на ноги, – давайте петь! Когда я был в большой зале, там все пели, и я лучше всех; я удивительный музыкант и сочинил отличную песню, которую везде поют на Святках! – И он завизжал самым тонким голосом:
Жив, жив, Курилка,
Жив, жив, не умер.
Все зажали уши.
– Будемте лучше танцевать, – сказала кукла. – Мой кавалер будет попугай, кошка будет танцевать с петухом, труба – с барабаном, а деревянный солдатик – с уточкой.
– Танцевать, танцевать! – закричал Курилка. – Становитесь скорей, живо, живо! Я сейчас покажу вам удивительный танец. Я танцевал его на кухне перед самим королем, вместе с казачком. Смотрите, нужно только стараться прыгать выше себя, вот как: фить так, вот как, фить так, вот как, вишь ты, ишь ты. И Курилка до того распрыгался, что сбил с ног сперва волчка, потом уточку, лошадку, трубу и куклу.
– Эй,